Рандеву. Борис Ильичев

в тучах месяц золотой…

      Метель о чём-то песню пела,

      но музыки не разобрать —

      наверно, пела «а cappela».

      Твоё лицо во тьме белело.

      Я думал, что проснусь опять…

      Я был тогда ещё живой,

      но старый плащ моей подруги

      с уже затупленной косой

      Завесил чёрной полосой

      Снег реку, поле – всё в округе.

      «Как в небе тают, улетая облака…»

      Как в небе тают, улетая облака,

      как затихают пламенные речи,

      и ты уйдёшь, кивнувши мне – пока!

      А новая любовь уже спешит навстречу…

      Как тяжело нам расставаться с тем,

      кто виноват, а мы пред ним невинны,

      как много оправданий, много тем,

      а все упрёки пошлы, хоть взаимны.

      И душу рвёт предчувствие конца,

      и Бытие уже свои сложило крылья,

      и первый шаг от своего крыльца

      есть просто путь от силы до бессилья…

      Как тратим мы бессмысленно ресурс

      приязни, зная – он не восполняем.

      Как труден постиженья жизни курс,

      но мы из неудач урок не извлекаем.

      В обманчивом звучаньи медных струн

      поют любовь иль марши боевые,

      но жгут сердца глаголом знаки рун:

      «остынь душа, здесь правила иные».

      А истина всем приказала долго жить,

      хоть в магазине все патроны – холостые,

      и как найти ответ «быть иль не быть?»,

      что мучил Гамлета во времена иные.

      «Ножи зари сверкают на востоке…»

      Ножи зари сверкают на востоке.

      Пылает август. Грозы и жара.

      С утра трещат нахальные сороки;

      днём духота, а ночью мошкара.

      Старается последний месяц лета —

      спешит в сады с корзинами даров

      и звездопадом засыпает до рассвета

      заснувшие поля сквозь сито облаков.

      Слабеет жар, что был с утра несносен,

      плывёт по небу облаков гряда,

      янтарный мёд течёт по коже сосен,

      а звёзды смотрят в зеркало пруда.

      И, исчезая в сумерках, шагают

      шеренгами отряды тополей.

      Туманы из оврагов выползают,

      и сладкой грустью веет из полей.

      «Наш бывший круг (скорей, овал)…»

      Наш бывший круг (скорей, овал)

      там, где свой бег рождает Прана,

      на власти сдержанно роптал,

      хоть дробный рокот барабана

      в общаге за стеной звучал.

      Но барабанщики-стажёры

      росли куда быстрее нас

      и быстро вышли в дирижёры,

      а наши профиль и анфас

      хранят в архивах для порядку,

      подшитые в одну тетрадку,

      и эту «общую» тетрадь

      (конечно, в смысле переносном)

      потомки смогут прочитать.

      «Напиши мне письмо, как раскроются почки у вербы…»

      Напиши мне письмо, как раскроются почки у вербы.

      Той весной, когда буду не здесь, а уже далеко.

      Напиши