Онтологическая проблематика современной русской прозы. О. В. Сизых

ходит с фонариком: «Ровно, задумчиво плывет луч среди строгих белых стволов, не взлетает вверх, не шарит по сторонам, не пляшет в темноте». Незначительная, на первый взгляд, авторская фраза «только белая звезда на том месте, где стоял Коробейников» приобретает дополнительную смысловую глубину в контексте образа звезды, имеющего литературную традицию. В целом ряде сборников Н.С. Гумилев соотносит жизнь небесного светила с дорогой жизни человека. Так, в стихотворении «Я весело преследую звезду» («Мечи и поцелуи», сб. «Путь конквистадоров», 1905) лирический герой находится в пути и жадно стремится к цели через огонь. В другом – «И стань, как ты и есть, звездою, / Огнем пронизанной насквозь!» («Костер», 1918) – герой ищет свое место в мире, где небо волнующего красного цвета. В стихотворении, начинающемся строкой «Он бежал, бежал через равнину, на колени падал, поднимался, как подстреленный метался…» («Звездный ужас», сб. «Огненный столп», 1921), лирический герой блуждает в поисках духовного, потерянного человечеством навсегда, пытается «не пропустить что-то настоящее и неведомое во внутреннем бытии людей»[29].

      Сборник поэта «Огненный столп» окрашен декадентским настроением, которое созвучно внутреннему состоянию героя Т.Н. Толстой.

      Мотив небесного света как «божьего огня» следует рассматривать и в более широком поэтическом литературном контексте, который раскрывает авторский поиск смысла человеческого существования. Автор обеспокоен исчезновением человека в пространстве бытия.

      Заметим, игра Т.Н. Толстой культурными кодами направлена на разработку мировоззренческих установок современного человека и призывает отказаться от стереотипов восприятия. Один из вариантов прочтения рассказа через культурный код, отрицающий догматический способ мышления, представлен ниже.

      В стихотворении П.П. Ершова «Первая любовь» (1835) звучат традиционные мотивы одиночества, скитания, близкие страдающему персонажу Т.Н. Толстой:

      Пустыней казался мне мир. На пути

      Нигде не слыхал я привета,

      Зачем же, я думал, сей пламень в груди,

      И сердце восторгом согрето?

      Коробейников понял, что знакомые обрекают его на одиночество, смирился с тем, что больше никогда не увидит понравившуюся ему Ольгу Михайловну. Он «с удовольствием курит прощальную папиросу, – постукивает ею об стол, сминает мундштук, зажигает спичку; бледное пламя освещает его желтоватое лицо…». Одухотворить образ Коробейникова у постмодерниста не получается. Жизнь в герое угасает, да и «стемнело за окном», «огни пригашены». Авторское указание на портретную характеристику героя не обманывает читательского ожидания: «…он посидит в полупустой санаторской столовой, задумчиво смахивая крошки со скатерти, поглядывая в черные стекла на свое лохматое отражение, прислушиваясь к горчичной боли где-то внутри, к боли, что просыпается с темнотой и гудит, гудит, как далекий трансформатор» (126). Т.Н. Толстая воспроизводит в образе Коробейникова

29

Смирнова Л.А. Николай Гумилев // Русская литература конца XIX – начала XX века. М.: Лаком-книга, 2001. С. 366.