Искатель. Джек Макдевит

на боку бело-зеленым орлом. Орел был изображен в слегка старомодном стиле: он летел, расправив крылья и хищно раскрыв клюв. Такое, вероятно, пользовалось спросом в прошлом веке. Под орлом был развернут небольшой флажок с надписью. Буквы были слишком маленькими, чтобы их разобрать, но я поняла, что это не стандартный алфавит.

      Женщина повернула чашку другой стороной. Я увидела окруженный кольцами шар. Сверху и снизу были надписи, сделанные тем же алфавитом.

      – Что скажете? – спросила она.

      – Что это за язык, Эми? Не знаете?

      – Понятия не имею.

      – Вам известно, что это за предмет?

      Она озадаченно посмотрела на меня:

      – Чашка.

      – Я о другом. Что это за чашка? Откуда она взялась?

      – Подарок приятеля.

      – Приятеля?

      – Бывшего приятеля. – Глаза ее сузились. Я поняла, что их отношения завершились не лучшим образом и женщина пытается обратить в деньги то, что от них осталось. – Однажды он увидел, как я любуюсь этой чашкой, и сказал, что я могу взять ее себе.

      – Весьма любезно с его стороны, – заметила я.

      – Мне понравился орел. – Она перевела взгляд на чашку и долго не отрывала его. – Он подарил мне ее в тот вечер, когда мы расстались. Думаю, он хотел мне выдать утешительный приз.

      – Возможно.

      – Чашка стоит больше его самого. – Она улыбнулась, и я поняла, что она не очень расстроится, если ее приятель свалится с моста.

      – А где он ее взял?

      – Эта чашка всегда была у него.

      Я поняла, что вряд ли добьюсь еще чего-нибудь. Меня так и подмывало сказать то, что я думала: «Чашке грош цена». Но этический кодекс «Рэйнбоу» требовал от меня выяснить, о чем идет речь. Я обратилась к нашему искину:

      – Джейкоб, что это за язык?

      – Ищу, – ответил он.

      В чашке не было ничего выдающегося, ничего такого, что выделяло бы ее из множества других, кроме странных символов. Но за годы работы в «Рэйнбоу» мне доводилось видеть множество разнообразных надписей, и, поверьте мне, они далеко не всегда что-то значили.

      Джейкоб издал кашляющий звук: значит, его что-то удивило. Если бы не сеанс связи с Эми Колмер, он наверняка появился бы собственной персоной.

      – Английский, – сказал он. – Среднеамериканский.

      – В самом деле?

      – Конечно.

      – Четвертое тысячелетие, – предположила я.

      – Третье. В четвертом уже никто не разговаривал на английском.

      Эми оживилась. Она явно не рассчитывала на хорошие новости, и услышанного было достаточно, чтобы зародить в ней надежду. Она посмотрела на чашку, потом на меня, потом снова на чашку:

      – Этой штуке девять тысяч лет?

      – Вряд ли. Надпись сделана на древнем языке, но это не значит…

      – Трудно поверить. Она так хорошо сохранилась…

      – Эми, почему бы вам не принести чашку сюда, чтобы мы как следует ее рассмотрели?

      Вообще-то, Джейкоб может сообщать нам о