Последняя битва. Андрей Посняков

рощицу.

      Снова поклонившись, скоморох, подставив шапку, прошелся вдоль столов. Монеты звенели щедро! Ну конечно, не все серебришко, больше медь, но все-таки…

      – Ну а теперь кто меня перепоет-перепляшет? – осторожно поставив шапку на лавку, лихо подмигнул лицедей. – Кто сможет, тому и шапка! Выходи, не журись, православный люд.

      Раничев ухмыльнулся. Петь он любил и пел хорошо, уж по крайней мере куда как лучше этого скомороха, да только вот на люди себя выставлять не очень-то охота было. То ли стеснялся, то ли выпил мало. Скорее – первое, что и говорить, не к лицу знатному боярину тягаться со всякими там скоморохами!

      Иван с любопытством оглянулся назад, на верных своих слуг:

      – Перепоете?

      – Перепеть – не знаю, – с осторожностью вымолвил Пронька. – А вот переплясать – точно перепляшу.

      – Давай, давай, – подзадорили его соратники. – Шапку выиграешь, богатых подарков зазнобе своей купишь.

      – А, лиха беда начало! – Пронька выскочил из-за столов, подбежал к скомороху и, шмякнув шапку об пол, прошелся в пляске, хлопая себя ладонями по каблукам.

      – Молодец, паря! – закричали отовсюду. – Давай, не посрами родной Угрюмов-град!

      Юноша поклонился и, кивнув музыкантам, подмигнул певцу:

      – Ну?

      Тот осклабился, выставив вперед ногу, заложил руки за спину.

      Здоров Богу, хозяин!

      Твоя жена по воду пошла,

      Коромысел маленький,

      А ведерочки дощатыя,

      Перевязки-то шелковыя!

      Хитер оказался скоморох, песню выбрал выигрышную, с двойным смыслом. Ее можно было и с неприличными словами петь, и так и эдак. Видел скомороше, что парень-то вышел супротив него молодой, зеленый, вот и решил сконфузить. Однако Пронька не поддался, затянул куплеты без перерыва, правда, пел слова приличные, стеснялся ругательные-то при всех орать.

      Размахнула, почерпнула,

      Почерпнула злата-серебра,

      Понесла во светлицу,

      Поставила на ступицу…

      Стала мужа будить:

      Добрый муже, не спи, друже…

      В этом месте Прошка вдруг задвинул такое, что малость заскучавшие слушатели разом оживились, не веря ушам своим. Чтоб этот конфузливый синеглазый парень с непокорными вихрами да мог такое выговорить?! Тьфу ты, Господи, да как его земля-то носит? Однако молодец, за словами за пазуху не лезет, не хуже скоморохов народ веселит.

      – Ну и парень у тебя в слугах! – восхищенно воскликнул расстрига. – Этак он безо всякого перепляса выиграет.

      Иван покивал:

      – Бог даст, Бог даст.

      А скоморох, видать по всему, сдаваться вовсе не собирался. Снова затянул глум – на этот раз препохабный, про гулящих девок да тех, якобы верных жен, которые, когда муж со двора…

      Подвыпивший люд одобрительно смеялся, многие даже ржали, как кони. На то и рассчитывал скоморох. Пронька же такие похабные песни петь опасался, а потому рванул в перепляс, напевая:

      Добрый муже, не спи, друже!

      Добрый муже, не спи, друже!

      Добрый муже…

      Плясал