Похищение Европы. Сергей Кишларь

того, когда заканчивается то, ради чего приходила Рита, мы лежим, положив головы на диванный валик. Монитор давно перешёл в режим ожидания и в тёмной комнате светится только рубиновый огонёк компьютерной мыши, бросая красные отблески на окружающие предметы. Впечатление такое, будто и клавиатура, и смартфон и оставленный на выдвижной полке стакан с остатками пива сгрудились вокруг затухающего костра.

      Скомканная диванная накидка свесилась на пол, за окном слышен звук проезжающей мимо машины, бубнение музыки в салоне, женский смех.

      Подняв вверх руку, Рита ноготком указательного пальца, выводит на тёмном потолке какие-то только ей понятные знаки, потом после длинной паузы, когда меня начинает клонить в сон, ни с того ни с сего вдруг говорит:

      – Прикинь, у свиней оргазм длится тридцать минут.

      – Чего?

      – Тридцать минут, – медленно и внятно повторяет она как нерадивому ученику.

      Своими вопросами и резкими переходами с одной темы на другую она иногда ставит меня в тупик.

      – И что из того?

      – Значит мы не свиньи.

      – У меня и до этого не было сомнений.

      – А говорят, что физиологически свиньи самые близкие нам создания.

      – Слушай, я что-то делаю не так? – Порывисто встав с дивана, вырываю из-под Риты край скомканной накидки, обматываюсь ею вокруг пояса, ибо на мне из одежды остались только носки.

      – Почему не так?

      – Ну а к чему эти намёки на свиней?

      – Дурак! – Она резко поднимается на локте, хватает край накидки, тянет к себе. – Дело не в тебе, а в том, что у женщины оргазм в самом лучшем случае длится пару минут. Раздели тридцать на два. Понимаешь?

      – Понимаю. – Я тяну накидку на себя, Рита не отпускает.

      – Что ты понимаешь?

      – Надо пятнадцать раз за ночь, чтобы не было стыдно перед свиньями.

      – Ну-у… – Прищурив глаза, она продолжает заниматься со мной перетягиванием накидки, потом отпускает её и показывает растопыренные указательный и средний пальцы. Я поначалу думаю, что это знак «виктория», но Рита, чтобы мне было понятнее, несколько раз сводит и разводит пальцы как ножницы. – Я, конечно, не изверг, но ещё от двух раз не отвертишься.

      – Всего-то? – Сажусь за стол, разворачивая вэб-камеру так, чтобы та часть комнаты, в которой стоит диван не попадала в объектив. – Я отца набираю, тихо сиди.

      – Ага, сейчас выскочу с голой задницей и булками перед камерой начну трясти.

      Она идёт к шкафу в соседнюю комнату, возвращается оттуда с охапкой сиреневого постельного белья. Пока я говорю с отцом, она неторопливо застилает постель, иногда замирая, прислушиваясь к разговору.

      Отец не любит, как он выражается, болтологии. Всегда начинает одной фразой: «Привет, как дела?» И если всё нормально, говорит конкретно по делу. То ли дело мама – она может часами выспрашивать самые незначительные подробности моей жизни или жизни наших соседей.

      Отец в этот раз как всегда краток: у его знакомого скоро освобождается место в автосервисе, а я давно уже жду, когда подвернётся хорошая работа,