Выжить. Повесть военного времени и перестроечные рассказы. Людмила Филатова

ещё плотнее затянула его же ремнём.

      Заря над обрывом расцвечивала небо всё новыми красками. А Ксения чувствовала, что ещё немного, и замертво упадёт в снег. Она, как во сне, перетащила сани на ту сторону реки, проехала с полкилометра под обрывом, пока не нашла пологий подъём. Поднимаясь, задом наперёд, из последних сил втащила возок наверх. Всё боялась, что он вырвется и вниз покатится. Догонять-то сил не было.

      Наверху было ещё холоднее. Завезла сани в ближний подлесок. Он был настолько редок, что спрятаться в нём не удалось. Но другого укрытия поблизости не было. Забралась к детям под бочок, накрывшись углом перины, поджала ноги. В висках бухало. Всё тело мелко дрожало от усталости и напряжения…

      Очнулась уже белым днём. Всполошилась:

      – Что ж это я делаю?.. Кругом ведь немцы! А я – тут, почти на виду… Меня ж за семь километров видно!

      Поволокла сани в поле, видневшееся за подлеском, опять – к темневшим вдалеке скирдам.

      – Как же я их не заметила?.. Хотя, темень-то какая была… Ну что ж, тут и отдохнём. День зимой короткий, только согреемся, как уже опять топать…

      Уже в глубокой норе скирды покормила грудью расплакавшегося Васятку. Он напился, как клопик, и опять отвалился спать. Нащупала в изголовье продукты, дала поесть Заянке. Та за обе щеки уплетала варёную картошку с ломтиками свёклы.

      – Мам! А хлебушка?..

      – Хлебушек будем беречь. Овощи тяжёлые, сколько их съедим, на столько возок будет легче. А хлебушек пусть подольше полежит. Я им Васятку буду прикармливать, если молоко вдруг кончится. Только не дай Бог такого, пока мы в дороге.

      Накормив дочку, Ксения жадно похватала ртом картофельных и свекольных очисток. Не помогло. Растёрла в ладонях и пожевала обмякшей соломы. Надо же! В пучке попались два неполных колоска. Бережно вылущила зёрнышки, сунула их за щеку и прилегла подле детей.

      – Буду жевать, жевать и жевать… – улыбнулась она, уже засыпая.

      Проспала пару часов, как убитая. Разбудил Васятка. Протёрла его тёплой пелёнкой, которую всю ночь сушила, обмотав вокруг бёдер. Другой, лежавшей под спиной, – перепеленала. Выбралась из норы, простирнула снегом замаранные пелёнки и, сунув их под халат, опять обмотала вокруг тела. На мгновенье сковало льдом.

      – Хоть бы не заболеть! Нет, Бог не допустит, пожалеет малышей…

      Её вдруг сильно затрясло, слышно было, как зубы стучат. Выбралась из копны, принялась бегать по кругу, чтоб согреться. Поначалу ноги не слушались. Потом, вроде, сдались. Разогнуться сразу не вышло, и она сделала два-три круга почти вприсядку, пока не споткнулась и не упала на четвереньки. Увидала на снегу какие-то бумажки. Подобрала одну. Кое-как поднявшись, начала читать.

      Оказалось – листовка, причём не немецкая, а наша. Политуправление фронта призывало оставшихся в тылу врага, переходить фронт или присоединяться к партизанам.

      Собрала все листочки, до единого, мол, на растопку пойдут! Но тут же бросила:

      – Вдруг