Границы безумия. Виктория Селман

схватила меня за руку и крепко сжала пальцы. Лицо у нее побелело, глаза распахнулись. Правда, глядела она не на меня. Куда-то за спину.

      Я могла бы вырваться, но тут она повернула голову. У нее были глаза Дункана. Такие же серо-зеленые, как горные озера. Поэтому я встала на колени и обхватила ее лицо ладонями.

      Оставаться с ней – против всяких правил. Вокруг много других пострадавших, которым моя помощь нужнее. Теперь без разницы. Я больше не служила в спецназе и не могла оставить эту женщину умирать в одиночестве.

      Порой она содрогалась всем телом, словно сквозь нее пропускали разряд тока.

      – Все хорошо, – повторяла я. – Я здесь.

      Пусть она слышит мой голос. Не важно, что я говорю, главное – его звучание. Пусть знает, что не одна.

      Женщина силилась что-то сказать.

      – Он…

      Она замолчала, дернулась и снова открыла рот. Зашептала совсем неразборчиво.

      – Не понимаю, – отозвалась я, наклоняясь ближе. – Что вы хотите?

      Она посмотрела прямо на меня, схватила за руку и глубоко вдохнула, словно перед нырком в воду.

      – Это он сделал… Ты должна кому-то рассказать.

      – Кто он? – не поняла я. – Что сделал?

      – Прошу… – выдохнула она и затихла.

      Женщина держалась до последнего, чтобы передать мне свою просьбу. Беда в том, что я совершенно не представляла, о чем речь.

      Глава 4

      Когда на место происшествия прибыли первые бригады спасателей в касках и жилетах, я расстегивала обгоревшую одежду на девочке-подростке, чтобы ткань не травмировала ожоги третьей степени. Кожа на руках у нее была восковой, красной, вся в волдырях.

      – Нужна марля и холодные компрессы, – крикнула я, махнув над головой, чтобы привлечь внимание.

      Снаружи железнодорожные рабочие выводили пассажиров по насыпи. Уцелевшие помогали друг другу перелезать через кресла и выбираться сквозь разбитые окна. Неподалеку от меня мужчина в посеревшем от пыли костюме колотил по дверям стальным шестом – кажется, поручнем, слетевшим при крушении.

      – Если можете двигаться, идите сюда, – крикнул спасатель, светя фонариком.

      Выжившие, спотыкаясь, поползли к нему сквозь искореженный вагон. Они хватались за стену, бессильно висели друг на друге.

      Спасатель протянул руку, помогая им выбраться. Люди вываливались из окна и оторопело брели вдоль насыпи на ту сторону, где спасатели раздавали одеяла и кофе.

      – Ты ведь меня не бросишь?! – в панике взвизгнула девочка.

      – Не брошу. Успокойся. С тобой все будет хорошо.

      – Неправда! – завопила пожилая женщина неподалеку, придавленная к креслу куском железа. – Мы все здесь умрем!

      – Никто больше не умрет! – строго рявкнула я.

      Вот только истерик нам не хватало.

      – Выбирайтесь из поезда, – велел мне подоспевший спасатель. Он проверил, не забиты ли у девочки дыхательные пути, и кивком указал на мою ссадину. – Надо обработать и ваши раны тоже.

      – Я обещала ее не бросать. Чем помочь?

      Он пожал плечами и шепнул:

      – Успокойте