На излете, или В брызгах космической струи. Анатолий Зарецкий

а, скорее всего, место, где оно росло. Ей казалось, что так здесь было всегда, сколько она себя помнила. А я помню, как однажды на месте множества земляных щелей-бомбоубежищ, вырытых перед корпусом общежития еще в войну, огромный бульдозер сделал гигантскую ровную площадку. После его бурной деятельности, на оголившейся площадке, лишенной не только временных сооружений, но и маскировавших их непроходимых зарослей кустарника и бурьяна, чудом сохранились с десяток небольших елочек и средних размеров осина. Правда, оказалось, что за елочки я тогда принимал сосенки, только совсем маленькие.

      А когда разбомбленное общежитие восстановили, вдоль булыжной мостовой проложили асфальтированные дорожки. Заасфальтировали и дорожку, ведущую к входу в общежитие. Осенью того же года вдоль тротуаров высадили молоденькие деревца, в том числе и наш любимый клен. Его посадили прямо на том месте, где в августе пятьдесят первого года я впервые увидел незнакомую маленькую девочку, одиноко стоявшую у входа в необитаемое здание.

      Я сидел с закрытыми глазами, ясно представляя картину далекого детства, как вдруг откуда-то издалека, словно из нашего довоенного репродуктора, донеслись детские голоса.

      – Тебя как зовут? – спрашивал кого-то мой мальчишеский голос.

      – Людочка, – отвечал нежный голосок пятилетней Людочки.

      – Таких имен не бывает. Тебя зовут Любочка.

      – Нет, я Людочка.

      – Ладно, спрошу у мамы. А ты где живешь?

      – Здесь живу.

      – Здесь никто не живет.

      – А я вот живу. Но еще недолго. Только сегодня и вчера.

      – А где ты жила раньше?

      – Там.

      – Пойдем, посмотрим лошадок.

      – Пойдем. А они не укусят?

      – Что ты! Они меня знают. Я кормлю их травкой, – рассмеялся мой голос.

      А потом всплыла другая картина. Я бегу к Людочке. Ей уже восемь. Она стоит на том же месте у облетевшего клена, в своем плохоньком зимнем пальтишке, и держит за шиворот что-то маленькое, закутанное в огромный платок. Увидев меня, машет рукой и улыбается.

      – Людочка! Привет! Кто это? Что за куколка?

      – Привет, Толик. А это моя сестричка Светочка.

      – И тебе доверяют такую кроху? Меня к моему младшему не очень подпускают. Боятся, что я его уроню, или не услежу за ним. У нас бабушка им занимается.

      – У нас Светочкой, кроме меня, заниматься некому. Мама на работе. Этот тоже. Я ее и кормлю, и переодеваю, и развлекаю, и спать укладываю.

      – Да. Тебе не позавидуешь. Понятно, почему тебя почти не видно с ребятами.

      – Ты там тоже не бываешь. А где ты бываешь, что тебя совсем не видно?

      – Учусь, много читаю.

      А вот зимний вечер. Крупными хлопьями тихо падает снег. Мы с двенадцатилетней Людочкой и ее пятилетней сестричкой ходим по нашему традиционному маршруту – вокруг огромной кучи угля, спрятанной под снегом. Мы обсуждаем какой-то фильм, только что просмотренный по телевизору,