Я тебя никому никогда не отдам. Лина Градова

бы…

      Как ни старается Алла, а приезжать каждую неделю не получается. Иногда месяцами друг друга не видят. Что поделать, сейчас такая жизнь, работа все время отнимает…

      – Доченька, а почему же у меня денех-то нет? –

      спрашивал у вредной тетки дед.

      – Откуда ж мне знать? Проходите, не задерживайте очередь. Он в соседнем доме живет. Уж не первый раз так. Без памяти он. Не в своем уме, – по-свойски сообщила тетка Алле, покрутив пальцем у виска. – Что у вас?

      Дед растерянно хлопал ресницами. Седые кустастые брови обиженно поползли вверх, как у ребенка, готового расплакаться. У Аллы от жалости и пронзительного желания обнять этого старика, утешить, дать ему денег, где-то в животе сжался колючий клубок. Даже пошевелиться больно. Она судорожно рылась в кошельке и не слышала визгливого голоса кассирши. Евро, евро, это Беллке. Виза, Виза, Мастер… Неужели одни карточки? Вот, вот, лежат рубли!

      – Дедушка, дедушка! – бросилась догонять старика Алла.

      – Возьмите, – она вложила в его теплую и мягкую ладошку купюру. – Возьмите!

      – Спасибо, доченька, может, не надо? Может, у меня дома и лежат где деньги-то. Я плохо помню все сейчас. Войну только хорошо. И Раю, жену. Говорят, она померла, но она иногда ко мне приходит.

      – Вы с кем живете?

      – Я-то? Один. Дочка у меня, врач она, на работе все время. Денех мало плотят. Дежурства все берет.

      – Вас проводить?

      – Не надо, милая, я сейчас в магазин зайду, килек куплю и хлеба. Картошки наварю – и пир. Спасибо, доченька! Дай тебе бог здоровья! – дед зашаркал к выходу.

      Алла обернулась к кассе. За ней вроде бы никого и не было, а у окошечка уже расположилась как из-под земли появившаяся группа гастарбайтеров, молчаливых и грустных.

      – Извините, я отошла…

      Те сделали вид, что ничего не понимают и хором отвернулись изучать стенд с образцами заполнения бланков почтовых отправлений. Алла еще раз попыталась объяснить, что она стояла здесь, и на секунду только отвлеклась… Кассирша все-таки оказалась превредной. С невозмутимым видом она оформляла валютные переводы, не посчитав нужным вмешаться. Неужели опять в конец очереди? И опять так некстати позвонили с работы…

      – Да черт с вами! – сказала громко Алла и таджикам, и кассирше с кривыми бровями, и подруге Марине, открыла телефон и быстрым шагом направилась за стариком.

      Водитель удивленно проследил глазами за прошедшей мимо машины Аллой, опустил стекло.

      – Алла Робертовна, а Орфоэпия где? В Африке?

      Алла вернулась на несколько шагов и тихо сказала:

      – Робертовна, сколько повторять, Иван! А орфоэпия – это правила произношения. Ты хоть и водитель, но в литературном учреждении, а говоришь, будто у тебя вечно конфета во рту. Я сейчас.

      – Так у меня и есть конфета во рту, я ж курить бросаю. Леденцы специальные… – проворчал Иван, которому леденцы мало помогали побороть желание закурить.

      Алла вошла в дверь «Копейки». На минуту задержалась у журнального киоска, разглядывая глянцевые обложки. А дед