Антитела. Кирилл Куталов

на экране его рабочего компьютера цифра Global Deaths.

      – Сколько? – спрашивает Лишнев, глядя под стол.

      – Что «сколько»?

      – Компенсация сколько?

      – Один оклад.

      – Хорошо. Я пошёл тогда?

      – Тебе что, Лишнев, всё равно?

      – Всё закончилось, Марина, – говорит Лишнев.

      – А ты и рад, я не пойму? Мог бы и сам уйти, если тебе так здесь всё не нравилось. Как будто тебя здесь силой держали.

      – Я не про это, – говорит Лишнев. – Ты никогда не спрашивала себя, когда это всё закончится? Задавалась таким вопросом? Ну, если попадала в какую-нибудь неприятную ситуацию?

      – Ты сумасшедший, что ли, Лишнев?

      – Спрашивала или нет?

      – Ну спрашивала, наверное.

      – Ну вот оно и закончилось.

      – Что именно закончилось?

      – Всё, Марина. Ничего больше не будет. А вот туфли у тебя красивые. Можно я одну себе возьму? Любую, какую не жалко? Всё равно конец света.

      – Лишнев, я сейчас охрану вызову.

      – Не поможет, – Лишнев встаёт с неудобного стула, обтянутого оскорбительной шершавой тканью, выходит из Серёжиного кабинета и шагает по серому офисному ковролину прочь.

      Марина смотрит ему вслед. Терморегулятор обогревателя отключается, красный индикатор гаснет, и угловой кабинет туристического агентства «Антидот» становится просто серым кабинетом, как любой кабинет в любом офисе мира.

      В тумбочке под столом Лишнева остаётся пара лоферов, в которые он переобувался, со стоптанными подошвами и протёршимися задниками, кружка, пластиковый контейнер с запахом курицы и сувенирный блокнот с логотипом агентства. Другой собственности у него нет, а эту к вечеру выносит в чёрном мешке и выбрасывает в ободранный зелёный контейнер уборщица.

      7. Отец

      Возле ротонды метропавильона со стеклянными стенами и цоколем цвета сырой печени рабочие в оранжевых жилетах пилили старую липу. Они уже отстригли сухую безлистую крону и теперь резали на части ствол, обросший вокруг железного забора. Забор стоял здесь всегда, направлял поток физических мимо газона, вдоль осевшего тротуара и дальше по улице, к трамвайной остановке. Липа тоже росла здесь всегда, и постепенно год за годом брала забор в захват, обтекала древесной плотью, куски которой лежали теперь на асфальте, влажно-жёлтые на срезе.

      Болгарка визжала в руках тощего парня с жидкой бородкой и дочиста сбритыми усами, высекала из остатков забора тусклые искры. Когда он закончил, двое других рабочих вонзили в землю возле пня стальные ломы, расшатали, вынули, снова вонзили, снова расшатали, и на третий раз пень поддался, полез с треском наружу. Рабочие подхватили его и потащили к своему грузовичку.

      Лишнев как раз выходил из стеклянных дверей ротонды. Остановился возле рабочих – посмотреть. На месте липы осталась пустота и кусок неба, которого раньше здесь не было. От этого на улице стало светлее, как будто свет