Квадрат жизни. Грань вторая. Школа. Дар Владимирович Амурсий

нашу группу. Мне было неловко молчать, поэтому спросил у последнего чокнутого:

      – Хочешь сказать нам лапшу на уши вешают, и можно не стараться? Как-то мрачно и размыто объясняешь, – договорив, я вновь удивился пробудившимся новым качествам личности.

      – М-да, типичный новичок, доверчивый и простодушный, – он продолжал обращаться ко мне, но слушала вся группа. – Я упираюсь на учебе, лишь бы реже в медцентр летать. Мерзкое это дело. Ничего, еще никто не отвертелся. Чудо вас не спасет, ни отдых, ни отработка. Придется терпеть откаты, сжав зубы, чтобы тебе реже в мозгах копошились и картинки незаконченные в утиль пускали.

      – Неужели все так безнадежно? Мы сегодня нормально справились. Как-то не верится, что люди легко сдаются при таких незначительных трудностях. Или на нас пока слабо действует?

      – Все вздор, а я довожу его до абсурда. Мне противно идти за стадом ослов десятый раз на дню в буфет, или рубиться в игры, радуясь, что убежал от отката. Лучше стонать, но рисовать. Пару раз в день мучаться, но не прогнуться. Хотя чего я распинаюсь, все равно скатитесь. Что, не нравится правда? Лучше сразу в омут с головой, – он злобно подмигнул мне, и заковылял в своем направлении, доброжелатель.

      Все стояли, как вкопанные. Сладкоголосым кураторам я не доверял с самого начала, а теперь окончательно разочаровался, исполнившись праведным гневом. Выплескивать лавовый поток на одногруппников было бы опрометчиво, поэтому я промолчал. На память пришла строчка из расписания, и еще раз глянув в него, я убедился, что занятие ведет заведующий, то есть человек высокого статуса. Моя группа уже затеяла тихий спор, под впечатлением от услышанного, но они скоро смолкли, заметив появление худощавого мужчины. Определить возраст этого сухощавого человека, с вытянутым лицом было сложно, зато благородство и некая суровость сразу бросались в глаза. Препод уверенно чеканил шаг, и смотрел сквозь нашу компанию прямо на дверь, словно собирался вести лекцию для других.

      – Здравствуйте-здравствуйте, – невнятно пробормотал он на наше приветствие. – Хм, простите, что вы на меня так смотрите? Со мной что-то не так? – учитель скосил глаза на грудь и потрогал лицо.

      – Там все чисто, в отличие от ситуации в школе, о которой нам почти ничего не объяснили, – неожиданно резко начал я, не узнавая своего голоса, но было поздно отступать. – Почему от новичков скрывают сложности отношений с аномалией? Для чего на самом деле уничтожать недоделанные работы? Чтобы удержать нас подольше? И как руководство довело здания школы до такого ужасного состояния? – я оглянулся ища, поддержки. – Нам известны свои права, которые здесь грубо нарушаются. Извиняюсь, но приходится бороться за справедливость.

      – Молодой человек, у тебя очень хорошая речь, острый язык и беспечный, рассеянный разум, не говоря уже о бестактности, – учитель приосанился, не скрывая своего раздражения. – Ответы на твои вопросы есть в уставе заведения, который редко кто удосуживается прочесть. Не спеши с выводами, учебная