Запретный камень. Тони Эбботт

затем выдал горлом соло на гитаре. Вейда это порадовало. Именно так братец вел себя, когда бывал более-менее счастлив: мечтал о еде и изображал «стратакастер».

      Через пару минут ребята открыли дверь обсерватории, вошли в огромное помещение, и волна прошлого накрыла их с головой.

      Даррел присвистнул:

      – Ты был прав, реальный стимпанк!

      Прямо в центре под огромным медным куполом громоздился знаменитый телескоп Пейнтер-Холла. В 1933 году труба длиной более трех метров была установлена на бетонной платформе и тщательно сбалансирована при помощи огромного противовеса, за счет которого телескоп легко наводился на нужный объект. Вейд сообщил, что линза у этого телескопа всего лишь двадцать два сантиметра в диаметре, тогда как у телескопа в обсерватории Макдональд – аж десять метров! Но Вейд все равно обожал этот исторический инструмент. Он любил само это место, где так тесно переплелись наука и история. Было в этих линзах, маховиках и механизмах нечто завораживающее, из-за чего сами исследования казались гораздо, как бы сказать… человечнее?

      Привязанность к старому телескопу Вейд испытывал давно. Он влюбился в него в тот миг, когда отец впервые привел его в Пейнтер-Холл. Именно здесь он научился отыскивать и определять созвездия и планеты. Здесь зачитывался древней мифологией, из которой пришли их названия. Здесь привык ценить то крошечное место, которое сам занимал в бескрайнем пространстве Вселенной.

      Там, где математика сливается с магией.

      – Неплохо, а?

      – Очень даже… – Даррел вспрыгнул на платформу. – Кабели, рычаги, тросы. Часовой механизм! Техника будущего механической эры. Мне нравится! И что за фокусы он вытворяет?

      – Днем он на многое не способен, но мы вернемся вечером, чтобы увидеть настоящие звезды. Только не трогай ничего, пока я не найду инструкцию. Ты еще оценишь, как он поворачивается от одного касания!

      Вейд примостился у столика возле двери. Здесь отец писал историю телескопа, проводил исследования.

      – Вот увидишь, Марс будет перед носом как на тарелочке!

      – Да мне бы еду на тарелочке… У тебя ничего пожевать не появилось?

      – С последнего раза, когда ты меня спрашивал? Нет. А ты проверь карманы: я смотрю, у тебя там много интересного.

      – Еды я в карманах не ношу… Упс! – Даррел вытащил из кармана небольшой предмет. – Жвачка считается едой?

      – Если ее глотать.

      – Я всегда глотаю.

      С Даррелом и своей приемной матерью Сарой Вейд познакомился три года назад. А до этого целую вечность надеялся, что его родители помирятся и снова будут жить вместе. К его ужасу, мириться они так и не собрались, и Вейду было крайне трудно свыкнуться с мыслью, что прошлое – это прошлое. Но с мамой, переехавшей в Калифорнию, он виделся часто, и постепенно начал понимать, что человек постоянно меняется и привыкает к самым разным формам жизни. Тем более что новые семьи обоих его родителей жили теперь вполне счастливо.

      – Поверить не могу. Мама целую неделю будет пропадать в джунглях Южной Африки! – сказал Даррел, стоя на платформе. – Вернее, не пропадать, а искать