Запретный камень. Тони Эбботт

обитания будет готова не позже первого апреля. Хотите ознакомиться с текущим экспериментом?

      Эксперименты! Миссии по всему миру! И все – по особому приказу Галины Краузе… Эбнер снова слышал, как пересыпаются эти проклятые шарики.

      – Австрийский транзит? О, да! – сказал Эбнер и направился к двери во внутреннюю лабораторию, чьи стены из тонированного стекла почти не пропускали солнечных лучей.

      – Доктор, простите…

      Эбнер остановился и чуть повернул голову.

      – Что?

      – Я хотел спросить про двенадцать объектов… Почему именно сейчас? Ведь прошло уже столько времени.

      Эбнер задумался, стоит ли отвечать. Не обезоружит ли это его самого? Ведь молчание – тоже власть. Особенная – но власть. Этому он научился у мисс Краузе.

      Но оказать кому-либо доверие – тоже проявление власти… На данный момент Эбнер решил держать дистанцию.

      – Мисс Краузе считает, что дело срочное. Существует порядок приоритетов.

      Гельмут Берн потер рукой небритый подбородок.

      – Вы хотите сказать, есть определенный график?

      Я хочу сказать то, что говорю!

      Эбнер решил закрыть тему.

      – Вся наша жизнь – график. Изволь укладываться в свой, – сказал он и остался доволен тем, как прозвучал ответ, хотя и сам не вполне понял, что это значит.

      Гельмут Берн прикусил язык, отвернулся к монитору и больше не высовывался.

      Эбнер вошел в открытую дверь внутренней лаборатории.

      Половину помещения занимала пушка – а как еще назвать эту штуку? В центре огромного колеса со спицами из платинового сплава громоздился узкий стальной цилиндр, обвитый спиралью ультратонкого световолокна. У стены напротив сидели в клетке белые мыши – самые умные из пациентов лаборатории. Эбнер усмехнулся. Там, куда они попадут, сообразительность им все равно не поможет…

      Двери лифта открылись. Безымянный водитель высунулся оттуда и нашел взглядом Эбнера.

      – Пора!

      Эбнер покинул внутреннюю лабораторию.

      Пора, всегда пора…

      Возле рабочего места Гельмута Берна он опустил руку в чашу с уже теплой водой, вынул, стряхнул капли.

      – Эту бесценную чашу я должен вернуть мисс Краузе, – сказал Эбнер, глядя на молодого ученого. – Без воды.

      – Сэр?

      – Опорожните ее, – пояснил Эбнер как можно мягче.

      – Сэр? – переспросил Берн, отодвигая стул.

      – Прямо сейчас.

      Гельмут взглянул сначала на безымянного водителя, ждавшего в лифте, затем на Эбнера и взял чашу. Он поднес ее к губам и выпил до дна.

      – Можете не благодарить, – сказал фон Браун.

      А Берн промычал в ответ:

      – Спасибо, доктор фон Браун.

      Эбнер не сдержался – губы сами расплылись в тонкой улыбке. Возможно, «Исландия» – и правда самое подходящее место для Гельмута Берна?

      Он забрал него чашу, взял со стола серебристый кейс, шагнул в лифт и нажал кнопку.

      Глава двенадцатая

      Берлин