Начнем заново. Василий Владимирович Коростелев

им днем мутанта-кабана. Юра дремал, привалившись к моему боку.

      – Костя, – говорю, когда Рябой с аппетитом дожевал печенку, – ну как, вкусно?

      – Вкусно, сочная кабанятина. Хочешь попробовать? Правда, печенка закончилась, на вот «седло» попробуй, тоже нежный кусочек.

      – Нет, Кость, погожу пока. Я тут слышал – один попробовал, так вся хребтина у него панцирем покрылась, как у черепахи, а на носу рог вырос.

      Если б сейчас мутанты опять были у берега, то гогот мужиков точно отогнал бы их на пару верст. Особенно порадовала реакция самого Кости: с выпученными глазами, побуревший от натуги, он долго выдавливал из себя съеденный харч. От хохота проснулся Юра.

      – Как ты думаешь, они еще сюда сунутся? – спросил он.

      – Нет, конечно, только люди могут с упрямством рваться туда, где им надавали по сусалам. Например, как пьяный в кабак.

      – Так что мы здесь сидим? – Он заметил как мы переглянулись с Ефимычем. – А… ну понятно, думаете, не стоит помогать антоновским, а как насчет добрососедских отношений? Вот ты, Степа, жаловался на нехватку в людях и сам же гадишь соседям.

      – Понимаешь, Юра, – хмыкнул в бороду Ефимыч, – наши соседские отношения складывались не один год, и их нельзя назвать добросердечными, и эта маленькая пакость, возможно, избавит нас от вожаков Антоновки, которые при случае поступили точно так же, но мы все же пойдем, проведаем их… утром. А теперь спать, спать, ребята, кстати, Костя, ты дежуришь первую половину ночи, а Юра вторую.

      – Прорвались и съели, – именно такую фразу произнес Юра, глядя на опрокинутые помосты и клочки одежды, оставшиеся от антоновской дружины.

      – Похоже, лемминги и своих поедают, – сказал Ефимыч, оглядывая остатки костяных чешуек.

      – Ладно, поехали потихоньку, может, кто и остался жив.

      – А может, они совсем не в Антоновку подались, – произнес Юра.

      – Да не надейся, они теперь по дороге и по запаху, как привязанные, пройдут. Поехали потихоньку, – повторил Ефимыч и махнул рукой пешему отряду.

      – И вот мандец приходит дяде, – именно такую фразу повторяет Юра уже третий раз за десять минут, что мы наблюдаем из укрытия за бесчинством тварей. Он (т. е. Юра) сосредоточенно о чем-то размышляет. – Так там, справа от дуба, у них что, склад?

      – Ну да, гляди, сколько этих тварей подрывают бревна сруба, глядишь, минут за двадцать доберутся до запасов.

      – Так, а ты, Степ, сможешь добраться вон по той длинной ветке дуба до крыши и попасть внутрь склада?

      – Ну, попробую, – с сомнением ответил я.

      – Так, ты видел порошок в пластмассовой канистре, что я взял из запасов твоего отца?

      – Да, а зачем?

      – Вот была мысль отравить этих тварей, – порошок – очень сильный яд, почти не разлагающийся со временем. Надеюсь, у них нет иммунитета против яда…

      И вот я пробираюсь к дубу, лемминги рядом, хорошо, что ветер дует от меня, и они плохо видят, за шум я не боюсь, они сами издают такие звуки в процессе добывания