О тех годах, растаявших в дыму 1941—1945. Ирина Ильфант

и у него открытые глаза, они как стеклянные. Илья вздрагивает от воспоминаний, и ему припомнился страшный сон. Как-то ночью он страшно закричал во сне, и Оксана будила его кончиками своих пальцев:

      – Ну, проснись же, Илья, проснись! Тебе плохо?

      Илья поворачивает голову и видит бледное лицо Оксаны.

      – Ты так кричал! Что с тобой? Руки вытянул, кого-то отталкивал. Меня в грудь толкнул локтем. И страшно и больно мне было,– Оксана по -детски всхлипнула.

      Илья обнял ее за плечи.

      – Напугал я тебя? Прости, мне приснился очень страшный сон.

      – А ты расскажи мне, тогда он не сбудется, – упрашивала его Оксана. И тогда Илья ей рассказал свой сон.

      « Атака, кругом стреляют. Я иду в цепи, но вот окопы и рослый немец выскочил и бросился на меня. Отбил я удар и кричу ему: «Руки вверх!» А он идет на меня, озверел. Правое плечо проколол мне штыком и у него на лице радость. Я опять кричу: « Руки вверх!» А он все равно лезет ко мне, и я чувствую, как мой штык вошел, во что- то мягкое. И вижу вылезшие из орбит, налившиеся кровью глаза немца, его рот перекосился. Я хочу вытянуть штык, и не могу. Голова немца совсем близко, и передо мной совсем другое лицо. Смотрит немец заволакивающим взглядом, а на щеке у него слеза. И он говорит мне на русском языке:

      – Вытащи штык, я жить хочу.

      А по моему прикладу стекает кровь, руки у меня липкие, ладони скользят, и штык никак не выдерну. Лицо немца все ближе и ближе. Я слышу его шепот: «Жить хочу». Глаза закрыл немец и совсем тихо прошептал: «Ты, убийца».

      Илья был не рад, что рассказал сон Оксане. Она отодвинулась от Ильи, и на лице у нее было выражение страха. Он стал ее успокаивать, а она проговорила ему:

      – Ты не хотел, он первый начал».

      Да что сон? Перед глазами дорога, а на ней трупы, много трупов.

      Илья остановил свой танк. Набегают остальные, глушат танкисты моторы машин. Затихает гул и он скомандовал батальону:

      – Выходи! Привал!

      Выбираясь из башни танка, нога Ильи заскользила по крылу. Кровь на нем и все гусеницы в крови немцев.

      – Протрите все, – приказал он механику.

      Все экипажи потянулись к зеленому лужку. Там, у мостика, журчит светлый ручеек, Шевчук опустил руки в ручей и все тер и тер их. Ему казалось, что руки у него в крови по локоть. Танкисты собирались кучками, слышны были их возбужденные голоса:

      – А наш танк прямо на пушку, смял ее – и дальше вдоль дороги пошли. Правой гусеницей по бортам машин.

      – А ты видел, как немцы головой в кювет? А я думал, что страшные они,– ответил кто то.

      – Мы тоже пушечку придавили, – сообщил командир танка Володин, – бьют они по танку почти в упор, да все мимо. От страха, наверное, промазали. А потом поднимают руки вверх, и пощады просят.

      – Ребята! Да они боятся нас! – басовито воскликнул кто-то третий.

      Илья с Петром Семеновичем уселись у самого кювета, и вдруг он говорит ему:

      – Почему немцы идут без опаски? Почему они идут, будто по своей земле? Где же наши войска? Почему мы так далеко пропустили врага?

      – Я не знаю, я ничего