О чем молчат француженки. Дебра Оливье

Be Wrong) Жан-Бенуа Надо́ (Jean-Benoit Nadeau) сказал мне по телефону, что все эти мужские метафоры уходят корнями в XIX век, когда «американцы приезжали во Францию для того, чтобы познакомиться с чертами человека Возрождения. Они читали поэзию, учились говорить по-французски, учились фехтованию и знакомились с искусством. Начиная с 1850-х гг. наметилась другая тенденция. Человек Ренессанса постепенно сменился Marlboro Man’ом. Мужчины теперь посещали Францию, чтобы заниматься сексом и куражиться. А все те, кто в США вел себя, как человек эпохи Ренессанса, стали вызывать много вопросов. Во времена моей юности мы всех «сомнительных» типов называли европейцами или голубыми. Однако во Франции и сейчас полицейские, пожарные и члены отрядов по борьбе с терроризмом не выглядят такими накачанными, как их коллеги в Америке. Во Франции все наоборот – здесь про качка скорее подумают, что он голубой. Во Франции сохранился идеал гармоничного и всестороннего человека эпохи Возрождения, и он оказывает сильное влияние на то, как люди относятся к любви и сексу».

      В культуре, где повседневной нормой является близость и взаимное обожание между полами, где рамки дозволенного идеала каждого пола гораздо шире – люди переживают любовь и секс с большей радостью и свободой.

      Но вернемся к Жан-Марку. В тот вечер на кухне в моей квартире мой новый французский друг решил приготовить для нас кассуле[55]. Должна признаться, что тогда я понятия не имела, что такое кассуле, не говоря уже о том, где найти необходимые продукты для его изготовления. (Я пишу эти строки, и мне немного стыдно, словно я признаюсь в том, что не читала «Гарри Поттера» или забыла надеть нижнее белье на выпускной вечер). В то время содержимое моего холодильника являлось демонстрацией калифорнийского фанатизма здорового питания. Там были бутылочки с подозрительного вида напитками для очистки организма, пилюли витаминов размером с банан и несметное количество лоточков с пророщенной люцерной. (Жан-Марк взял в руки один лоток, критически осмотрел его содержимое и безапелляционно заявил, что во Франции такую пищу скармливают домашнему скоту.) К счастью, у меня на кухне оказалась большая глиняная миска, которую я использовала в качестве вазы для фруктов. Жан-Марк осмотрел мою кухню и покачал головой. Моя кухня была очень несексуальной.

      В конце концов Жан-Марк нашел все необходимые для кассуле ингредиенты за исключением гусиного жира. (В тот момент я была противницей гусиного жира. Вскоре после этого я изменила свое мнение.) В тот памятный вечер из заблудшего вегетарианца я превратилась в мясоеда-энтузиаста. Не уверена, что на тот момент я знала фамилию Жан-Марка, а если бы и знала, то, скорее всего, не сумела правильно произнести. Не буду рассказывать вам о том, легла ли я тогда с ним в постель, потому что это аморально, да и всю информацию подобного толка я буду описывать в третьей главе. Несмотря на то что я практически ничего не знала о Жан-Марке, он предложил мне возвратиться с ним в Париж. Но ведь мне о нем ничего не было известно! Даже если бы поехала с ним в Париж, я не представляла, чем

55

Рагу из бобов с мясом. – Прим. перев.