Кукла на троне. Том II. Роман Суржиков

моих кивков, о них и будут думать весь день поминовения…

      Собор Всемилости имел форму священной спирали. От круглого центрального нефа к восьми порталами вели восемь крытых колоннад, каждая из них изгибалась дугою. Здание закручивалось, будто каменный водоворот. От входа не виден был центральный неф и алтарь. Пока Мира шла по дуге колоннады, главный зал постепенно открывался ее взгляду. Удивительные опоры, свитые из камня, будто из лозы… Скульптуры Праматерей под резными мраморными навесами… Тенистые гроты капелл с мягким проблеском золота… Бесконечное богатство фресок в нежном свете фонарей… Пол, иссеченный письменами… Гулкая высь купола, блистающие мозаики окон… Мира вступила в центральный неф и вздрогнула от оглушительного эха собственных шагов. Собор был пуст. Не считая стражи, императрица – единственный прихожанин.

      Между рядов скамей она зашагала к исповедальне. Скользнула глазами по молитвенникам, подушечкам для коленопреклонения, чашам для подаяния, фонтанчикам для омовения рук. Пустой собор ждал посетителей. И Священный Предмет уже лежал на алтаре, пока еще под покровом. Это Мире предоставится честь сдернуть ткань и открыть святыню для прихожан… Но только после очистительной исповеди.

      Она пошевелила руками в муфте, колючее тепло прошлось по пальцам. Остановилась перед алтарем, поклонилась, левой рукой сотворила священную спираль и повернула к ряду исповедальных кабинок. Ближайшая к алтарю была особенно красива: вырезанная из алого мрамора, зашторенная темным бархатом. Здесь – и только здесь! – император Полариса преклоняет колени, чтобы дать отчет Праматерям, а верховная матерь Церкви направляет его. Сегодня, в силу нездоровья первой священницы, ее заменяет вторая.

      Мира вошла, задвинула штору. В сумраке тесноты встала коленями на подушечку, чинно сложила руки на выступ под окошком, задернутым вуалью.

      – Мать Корделия, прошу принять мою исповедь и благословить меня.

      – Откройте душу Праматерям, ваше величество.

      Бесплотный голос Корделии был низок и шершав; спокоен, но с крупицами каменной крошки.

      – Совершала ли ваше величество деяния, коих стыдится?

      – Да, к сожалению.

      – Поведайте о них Праматерям.

      – Я была послушницей в монастыре Ульяны Печальной. Движимая жаждой свободы, я нарушила устав и предприняла попытку бегства. Больше того, я подтолкнула к побегу другую послушницу, которая до того дня жаждала благостной смерти и молила Ульяну забрать ее на Звезду.

      Взгляд привык к темноте и различил сквозь вуаль силуэт священницы: худую шею, острый упрямый подбородок, необычно короткие волосы. Корделия была ульянинкой.

      – Вина ваша очевидна. Она состоит в недостатке смирения и непокорности воле Праматерей. Благородство цели смягчает проступок, но не извиняет. Раскаиваетесь ли вы?

      – Да, мать Корделия.

      – Готовы ли совершить искупление?

      – Да, мать Корделия.

      – Вы проведете ночь безо сна, в мыслях о мимолетности жизни и молитвах Сестрице Смерти.

      – Благодарю