Что-нибудь такое. Алла Лескова

В «Сапсане»? Нет. Вообще нет пьяных.

      – Как это может быть, чтобы у вас в поезде не пили?

      – Может быть, пьют, но не успевают стать пьяными, – сучит ногами подруга.

      – Послушай, а вот расскажи подробно, что там есть? Кресло удобное? Не холодно? Туалет чистый?

      – Чистый туалет. Не холодно. Чисто, удобно, светло и тепло. И мухи не кусают.

      – В нашем поезде? Не смеши! Чисто… А вот мне тут одна сказала, что там есть бизнес-класс? Может быть, туда купить билет?

      – Купи.

      – А что ты так отвечаешь?

      – Как?

      – Невежливо! Вот как! У вас там все такие?

      – Нет, тетя Аня, только я.

      – Так мне брать бизнес-вагон? Он лучше? Безопаснее? Чище? Теплее?

      – Не стоит, тебе будет и в обычном хорошо…

      – Но мне сказали знающие люди, что в бизнес-вагоне люди поприличнее!

      – В обычном тоже приличные.

      – Да? Так ты хочешь или нет, чтобы я приехала? Мы же столько не виделись!

      – Хочу, – отвечает подруга и глазами посылает мужа за второй пачкой сигарет.

      – Тогда скажи: а вагон по пути не отцепят? И не прицепят к другому поезду? У вас же там бардак кругом! Я все помню!

      – Тетя Аня. Слушай внимательно. Тебе надо взять билет в пломбированный вагон, ты поедешь, как Ленин, тебя подвезут прямо к броневику на Финляндском вокзале, а там я буду стоять справа в уголке, в руке красная гвоздика, спутница тревог. Ждем.

      – Вот это другое дело, – выдохнула тетя Аня. – В пломбированном вагоне я буду намного спокойнее, только еды надо побольше взять, вдруг буфет тоже будет запломбирован.

      Тихий саксофон

      Что ты делаешь со мной, тихий саксофон? Иногда только, снисходительно, клавишным даешь пару минут, а потом льешь и льешь, разливаешь по опустевшей после празднеств гостиничке, еще поблескивающей дождем новогодним, льешь свою музыку, и невозможно уйти и оторваться от окна. А в нем замерзший залив, по нему раскиданы нахохлившиеся черные птицы, рыбаки, каждый далеко друг от друга… Хуторяне. А сегодня эти черные птицы исчезли с залива и перекинулись на ветки деревьев, прикинулись воронами. Холодно и туман.

      Вчера по заливу ходили люди, зачем-то подходили к рыбакам, делали их снова одинокими, зачем… Где люди, там всегда одиночество. И только с музыкой, что же ты вытворяешь со мной, саксофон… И только с тишиной зимнего сна… И только с девочкой, восемнадцать не больше, которая спрашивает: вам первее что принести? кофе или сырники?

      Первее… Вторее… Восьмее…

      И только с парнишкой, который первее девочки все принес, и сказал: только по заливу не идите, обещайте, опасно… а то вы глаз с него не сводите. Только с этим всем нет никакого одиночества.

      Муж чужой и его жена

      Лужа или озеро, кто как называет, в парке возле дома.

      Лет пятнадцать назад я там плавала, и пацаны еще с окрестных домов плавали, все говорили, что нельзя, вы что, ну пацаны – дураки, а вы взрослая женщина, а плаваете. А там, говорили, много трупов на дне, да-да. И еще есть холодные, ледяные воронки, которые затягивают. Если уж плаваете, женщина, опасайтесь этих воронок. Это, говорили люди, еще при Екатерине ее