Что-нибудь такое. Алла Лескова

уже холодно, а у нас сонце, щас довезу вас и фсе будит харашо…

      Грузная вытерла слезы, а шустрячка все ее доканывала:

      – Ну кто так делает, теперь вся родня умрет…

      – Хватит, ну что вы в самом деле! – не выдержала я. – Никто не умрет, успокойтесь…

      – А и правда, – сказала грузная. – Кому умирать? Уже и некому.

      Не обернусь

      Молодой быть хорошо.

      Можно дерзко и со значением не отводить взгляд, когда перед полетом в далекий город на изумрудном Каспии, сначала на регистрации, а потом на посадке в автобус, который до трапа довезет, на тебя в упор смотрит молодой человек, через много голов смотрит, издалека выбрав. Глаза мои или лицо. Не знаю, что выбрал.

      Дерзко смотрит, а я дерзко и честно не отвожу взгляд. Потому что он мне тоже нравится, сразу понравился. И мы уже оба все понимаем. Что будет, мы понимаем.

      Хорошо быть молодой. Весь неблизкий полет, я в командировку, он на работу возвращается, нефтяное месторождение, нефтяник, весь полет целоваться можно. Попросил сразу пересесть того, кто рядом оказался, тот все понял, пересел.

      Хорошо быть молодой и три часа в воздухе целоваться так, что отсели на свободные места все, кто в креслах впереди и сзади. Тактично отсели. А новый знакомец мой аж рубаху снял, жарко стало. Молодой.

      Хорошо потом провести вместе целую неделю, зная, что больше не увидишься, и не надо.

      Есть вместе на ледяном ветру шашлык из осетрины, город Шевченко, ссылка поэта, Каспий, ветра. Потом гулять по улицам, которые строила вся страна, больше всего ленинградцев, там и остались. Была в гостях у некоторых, полюбили эту ссылку на берегу Каспия, прикипели.

      Хорошо быть молодой, легко проститься, или сейчас кажется, что легко.

      Проститься легко, он в одну сторону, мне в другую, улетать скоро…

      Иду, очень хочется обернуться, посмотреть, смотрит вслед или нет. Обернулась.

      Смотрит. Снова побежали друг к другу навстречу, сто первое объятие, ну теперь всё, что-то никак не проститься, никак не нацеловаться. Теперь всё.

      Хорошо быть молодой. Не бояться снова обернуться, а он все стоит на фоне неестественно зеленого Каспия, по берегу которого верблюды бродят, лебеди или другие белые птицы, уже не помню, и дети казахские перекрикиваются. Как чайки. Или чайки, уже не помню, чьи крики это были. Но детишки, школьники, бегали там.

      А он все стоит. Но я уже не обернусь.

      Только через столько лет захотелось обернуться, надо же, какая выдержка.

      Однолюб

      С такими таксистами любой дурак писателем станет.

      – Вы, – говорит, – на переднее садитесь, а то мне заказ передали еще один, там женщина с ребенком, подберем по дороге.

      – Хорошо, переднее так переднее.

      Села.

      Вдруг водитель, на вид мой ровесник, плюс-минус пять лет, говорит:

      – Знаете, не все пассажиры любят, когда кто-то еще с ними в машине едет. Так что, если что, вы моя мама. Хорошо? Ну мало ли… Против мамы никто ничего не скажет.

      – Кто-о-о? Ваша мама? – переспросила я у ровесника.

      – Ну