Записки с Белого острова. Алина Пожарская

написано невыносимым седовским пером. – Вот этот может показаться грубым, но концепцию чувак тянет!»

      Я улыбнулась.

      – Что за фигнюлька? – спросил Олег, зайдя в комнату и посмотрев мне через плечо.

      – Фигнюлька, – ответила я, – это ты. А мы новый способ коммуникации изобрели.

      Олег на «фигнюльку» не обиделся. Я сказала это очень нежным голосом.

      – А как же аська? – уточнил он.

      – Иди домашку делай! Много ты понимаешь! Аська…

* * *

      С тех пор у нас началась Великая Кассетная Переписка. Помимо комментариев к трекам, там было ещё много чего.

      «А мы со Стасом у меня зависли, жаль, тебя не было».

      «Слыхала? Витю-панка побили рэперы! Но вроде не так прям чтоб жесть была».

      «А мы Металлику на кастрюльках сыграли! Чем богаты, тем и рады!»

      «Моей маме Мейдены понравились! Моя мама тру!»

      «Купил казаки, а они жмут, заразы. Красота требует сами знаете что!»

      Однажды после школы я зашла за Седовым: мы с ним, Федей-ботаном и Стасом Неотмиркиным собрались на наш первый концерт в Лужники. Седов волновался, как Наташа Ростова перед первым балом. Долго выбирал футболку и причёсывал то, что в будущем должно стать бакенбардами в стиле Хэтфилда.

      – У меня для тебя кассета, – сказал он, – но давай как вернёмся. А то шмонают.

      – И что? Кассету зачем отбирать? А отберут – доброе дело сделаем. Охрану к музыке приобщим.

      – Ну нет, – ответил Седов и почему-то побледнел.

* * *

      Мы прошли кордоны и забились на верхотуру. Там были сидушки, но нас это, разумеется, не волновало. Мы стояли и радовались тому, что денег у нас было только на галёрку. А то бы мы были внизу, а так – наверху.

      – Девочки! – раздался сзади голос. – А ну-ка сядьте! Не видно из-за вас ничего!

      Через два пустых ряда от нас сидели три тётки. У них были химические кудри и строгие лица.

      – Хорошо, – ответил Федя-ботан, поправил очки и улыбнулся пухлой нижней губой.

      – Как скажете, – ответил Седов.

      – Они ещё и вежливо аплодировать будут, – сказал Стас Неотмиркин. Больше он ничего обличительного сказать не успел, потому что вышли музыканты. Стало темно в зале и светло у людей в головах.

      К Кипелову у меня нежные чувства, без всякой гендерной ерунды. Почему-то он успокаивает. С остальными покажет время: дай бог, концерт не последний.

      Я вдруг поняла, что знаю наизусть все песни: «Мёртвая зона», «Кастельвания», «Следуй за мной» и так далее.

      – Молодые люди! – крикнули сзади на «Смутном времени». – Сказали же! Сядьте!

      Поскольку тётки в этот раз сказали «молодые люди», ответить решила я:

      – А вы сами встаньте!

      Больше мы ничего не слышали. Я трясла хайром и ждала, когда же за нами придут. А на «Пути наверх» Федя тронул меня за плечо и мотнул головой назад.

      Я оглянулась. Над нами возвышались тётки. Они стояли, танцевали руками, сжатыми в кулаки, и трясли химической укладкой. Одна сняла пиджак и была в кружевной маечке на бретельках.

* * *

      На обратном пути Федя-ботан предложил сесть, а Седов, Неотмиркин и я ощутили потребность