Записки с Белого острова. Алина Пожарская

перед фильмом мы всё-таки свернули к Малой косе. Там сейчас было хорошо.

      Я только сейчас заметила, что Большой Женя носит костюм и галстук. Так он всегда ходит в школу и даже гулять.

      – Жек, – сказала я, – ты совсем обдолбанный, что ли?

      Большой Женя внимательно глянул на меня с высоты роста, устроил могучие плечи поудобнее в пиджаке и спросил:

      – Беляева, тебе чего?

      – Слушай, – сказала я. – Ладно на уроках. Ладно даже на тусе. Это, в конце концов, необычно. Но убирать-то как?

      – А я и не собирался так убирать, – спокойно ответил Большой Женя. – Я рабочий костюм с собой взял.

      – А чего с нами сидел? Ты-то не нарушал внешний вид!

      – Мне одному скучно, – сказал Большой Женя тоном, дающим понять, что дискуссия окончена.

* * *

      Над Гамлетом мы тоже рыдали коллективно. Завалились к Наде и пырились в телик не отрываясь.

      – Ладно вам, – сказал Большой Женя. – Очередная голливудщина. Пойду с молочным пакетом поговорю.

      Я пошла вслед за ним. Большой Женя умиротворяет, а его беседы с молочным пакетом наполнены светским лоском и пищей для ума.

      Он достал из мусорки пустой молочный пакет, взял ножницы, отрезал пакету дно и просунул туда руку.

      – Привет, молочный пакет, как дела?

      – Всё просто замечательно, – шевеля губами, ответил молочный пакет голосом, подозрительно похожим на Женин.

      – Какая ж это голливудщина? – сказала я. – Франция, Великобритания. Итальянский режиссёр и Гибсон, считай, ирландец.

      – Беляева, – ответил молочный пакет, – не говори ерунды. Голливудщина – не в стране она, а в мозгах.

      – Жек, а почему ты только с молочными разговариваешь? – спросила я. – Почему не с кефирными, например?

      Большой Женя и молочный пакет переглянулись и оба воззрились на меня с немым укором.

      – Беляева, – сказал, наконец, Большой Женя. – Ты думай, что говоришь. Кефирные пакеты наглые и циничные. И в политике ни черта не разбираются.

* * *

      Дома я рассказала обо всём дедушке Жене. О том, что заставляют убирать школу, но при этом надо прийти нарядными.

      Дедушка пристально посмотрел на меня тёмными раскосыми глазами. Цвет я от него не унаследовала – у меня серые, – а вот раскосость, пожалуй, немного есть.

      – Во-первых, – ответил он, – женщина должна быть нарядной всегда.

      Дедушка Женя военный в отставке. Со мной и Олегом он сидит, пока мама в редакции. Читает нам Гоголя, Сент-Экзюпери и Искандера на разных голосах. Ещё мы играем в буриме и стихи по первой строчке.

      Одно такое стихотворение получилось у меня особенно удачно. Одно такое стихотворение начиналось со строчки: «Бежит по улице корова». У меня получилось вот что:

      Бежит по улице корова,

      Пятнистая, рогатая,

      Кричит нам: Девочки, здоро́во!

      Как вас зовут? Агата я!

      Сейчас дедушка готовит к печати книгу стихов и поэтому нервный. Караулит меня из окна, ругается, если иду через гаражи, кормит маковыми рулетами и рассказывает про политоту.

      – А