Название | Хроника людоеда |
---|---|
Автор произведения | Илья Злобин |
Жанр | Ужасы и Мистика |
Серия | |
Издательство | Ужасы и Мистика |
Год выпуска | 2021 |
isbn | 978-5-532-97062-5 |
Уже через неделю после начавшегося Великого голода, желание есть, сосущее чувство голода становилось в разы надоедливее. Оно гнало слоняться по мрачному Риму в поисках еды. Но тогда еще находились те, кто мыслили себя вне гнева Божьего и пытливо старались обогатиться на бедствии. Я говорю о ростовщиках, кои бесстыдно брались торговать хлебом, извлекая его из своих амбаров и требуя за него непомерную плату. Но впоследствии и ростовщиков перемалывали суровые жернова гнева Божьего.
Иные делали другую ошибку – делились запасами с другими. Впоследствии щедрым дуракам не помог никто. Интерес к ним также быстро иссяк, как их запасы. Дружба бывает, но в сытые годы. В голод у нас в ходу иная мудрость: «если ты мне друг – накорми меня!» – собой, то есть. Нужно запретить себе всякое милосердие, дабы выжить. Лучше прослыть жадным и жестоким, но остаться живым. Надлежит иметь и деньгам счет строгий и помнить – сегодня пожертвованное, уже завтра будет потребно самому.
Когда все монеты были отданы ростовщикам, люди несли им всё, что имели ценного. Но, как правило, к этому времени ни у кого нет ни хлеба, ни крошки от него. К этому времени от голода изнывают и умирают сами ростовщики, сидя на своем золоте, нечестиво накопленном. И бедные, и богатые одинаково слоняются по мрачным улицам Рима, падают и умирают.
В церковь первое время ходили. Истощенные епископы и священники, вели литургии и читали проповеди. В это время даже в святой обители надлежало сидеть, поджав ноги, ибо по полу бегали крысы.
Поначалу церковь пыталась бороться с голодом, раздавая еду из своих запасов. Помню, как сам ходил к церкви святой Цецилии, где давали немного каши. Как-то я подошел, но, не имея с собой никакой посуды, протянул священнику свою калошу, кою снял со своей ноги. Он не отказался наполнить ее кашей и даже скрыл удивление. Я сел тут же, не имея сил отойти в сторону, и жадно хлебал из своей калоши кашу, выгребая ее пальцем из всех закоулков, заглатывая ее не переводя дыхания.
Скажу еще, что вскоре голод становится как бы неутолимым. Он словно накапливается, что уже через час после съеденной жидкой каши, вновь с тем же голодом вгрызаешься в зачерствевшую корку хлеба из последних своих запасов.
Вскоре уже начали есть вещи немыслимые: кору деревьев, глину, солому с полов и крыш, пропитавшиеся человеческим потом одежды. Я ел свои башмаки из воловьей шкуры, после коих меня рвало зеленой рвотой. Иные стали собирать помет животных и поедать его. Особенно охотились за коровьем, но его было трудно найти, а коров к тому времени не осталось.
Развилось трупоедство до того, я что поедали не только тела только что умерших родственников, но и крали их с амбаров, где они, сваленные в кучу, гнили, не дождавшись захоронения, кое в те дни было всегда массовым. Когда некому было уже и вывозить покойников из амбаров и хоронить их, они, забытые там, стали напоминать о себе гниением, что гниль