Миры и судьбы. Книга четвёртая. Рита Харьковская

дома. Проходи, сейчас чаю попьем.

      Регина не сдвинулась с места:

      – Подождем.

      Наконец-то из маленькой прихожей послышался звук открывающейся двери и в комнату вошел Сергей.

      Регина обернулась к нему:

      – Сережа, познакомься, это мои родственники. Моя двоюродная бабушка, если я не ошибаюсь, Ванда, и мой троюродный брат, Давид, – и тут же представила своего спутника:

      – Знакомьтесь, это Сергей.

      Дато удивленно смотрел на мужчину, который только что вошел и которого, похоже, ждала Регина, не желая без него даже входить в дом.

      Мужчина, если и не годился его сестре в отцы, то был явно намного ее старше. Брови юноши влетели вверх. На лице застыло недоумение:

      – Сергей?

      Глаза Регины стали прозрачными и холодными, как паковый лёд. В них вспыхнула жесткость и злость:

      – Для тебя, Дато, Сергей Владимирович, если тебе так будет угодно. У кого-то есть еще какие-то вопросы по этому поводу?

      Ответом было общее молчание. Регина усмехнулась:

      – Значит, вопросов нет. И это хорошо. Проходи Сережа, я сейчас чайник поставлю, очень пить хочется, – девушка вышла в кухоньку, а все свидетели и участники разыгравшейся сцены продолжали, молча, смотреть друг на друга.

      Александра засуетилась, доставая чашки и блюдца. Дато взял со стола сигареты. Сергей достал папиросы. Мужчины переглянулись и вышли на перекур.

      Ванда в оцепенении сидела за столом.

      Таким тоном, не терпящим возражений, такими фразами, вежливыми и отточенными, но бьющими по самолюбию и ставящего того, к кому были обращены, на отведенное ему место, когда-то, очень давно, ее мать разговаривала с нерадивыми арендаторами.

      Ванда была ребенком, когда та, светлая и беззаботная жизнь, закончилась в один момент, но из глубины памяти, из самого подсознания, возник образ Ольги, спорить с которой не решался даже Людвиг, ее муж.

      Но откуда все это в девушке, выросшей и воспитывавшейся в совершенно других условиях?

      Ванда вздохнула и улыбнулась: Порода!

      Чай заварен и разлит по чашкам. Мужчины вернулись с перекура. В глазах Дато – чувство вины за неловкое поведение. На лице Сергея – улыбка. Регина сосредоточенно и настороженно смотрит на Ванду: чего ждать от этой гостьи? С чем она пожаловала?

      Вскоре Регине было рассказано, что старшие женщины уже определили родство и его приняли, что Ванда приезжала к Анне, чтобы попрощаться, потому как неизлечимо больна. Что разговор, ради которого была затеяна эта поездка, у Анны с Вандой так и не состоялся.

      Не зная с чего начать, как много известно спутнику Регины о жизни и семье девушки. Ванда снова вопросительно взглянула на нее. И снова увидела пугающий, холодный блеск в глазах Регины.

      – Ну что ж, значит так тому и быть, – и Ванда начала свой рассказ.

      Она рассказывала о детстве Лёнечки.

      О том, как она вышла замуж и уехала в Грузию.

      О том, как узнала из писем матери, что Лёнечка женился.

      О рождении Анны.

      О том, что мать Анны после войны не вернулась в СССР, а уехала во Францию