Конец «Золотой лилии». Валентин Пронин

а то чего доброго не пустят, спросят чего… – шепнул Всеволод Васильевич и стеснительно оглядел свой бурый, давно не утюженный пиджак, брюки тоже были плебейские, зеленая водолазка – более-менее.

      – Здесь не спрашивают, – беспечно сказал Антон. – Здесь принимают мои заказы, дружище.

      Подплыл скромно, весь в черном, как на похоронах, метрдотель. Нежно улыбнулся Квитницкому:

      – Прошу, прошу, джентльмены.

      – Стол на двоих, – небрежно приказал Антон и пояснил: – Деловая встреча, сугубо.

      Слепаков сел за столик, поражаясь европейской стильной роскоши и какому-то торжествующему хамскому шику посетителей. Женщины почти все были молоденькие, сильно накрашенные, предельно оголенные и подчеркнуто веселящиеся, напоминая туалетами и поведением пестрых, стрекочущих, резко вскрикивающих тропических птиц. Мужчины, молодые и не особенно, выглядели по-разному: одни в идеальных смокингах и дипломатических сюртуках типа редингота, другие в обычных костюмах, но, чувствовалось, очень дорогих. Официант, будто облитый синей атласной курткой, прилизанный, лет двадцати, наклонил голову.

      – Вне прейскуранта, – произнес Квитницкий, подмигивая. – Семга, икра зернистая…

      – Лучше красная. Вы понимаете, нельзя…

      – Нельзя? – очень удивился Антон и сделал маленькие заплывшие глазки совершенно круглыми.

      – Тогда в закрытой посуде… – хихикнул молодой прилизанный.

      – Да хоть в космической капсуле. Ну, организуй салатики – крабы, креветки, миноги, мясной под майонезом, помидорчики, маслины и т. п. Итальянщину с устрицами, что-нибудь такое.

      – Маринованный корнишон? Осетрина? Шампиньоны? Или белые по-боярски?

      – Естественно. Первое, второе и третье. Остальное – ветчина настоящая тамбовская, салат из куропатки, всякие острые штучки-дрючки с пикантным соусом…

      – А на «потом»? Стейк? Бараньи отбивные?

      – На «потом» все доставь. Водка отечественная, лучшая. К мясу красное вино, принесешь карточку. А сейчас шампанское со встречей. Действуй, мальчик, действуй! Ни минуты простоя.

      И началось элегантное обжорство, подобно которому Всеволод Васильевич давно не имел случая наблюдать, а тем более принимать в нем личное участие. Нельзя сказать, что ему не приходилось пробовать всевозможные дорогие и дефицитные лакомства вроде семги и икры, все это, может быть, менее фешенебельно поданное, он знал и по банкетам в праздничные дни в своем спецпредприятии; кое-что когда-то получал в коробках праздничных «заказов». Но все это было так давно и, главное, настолько связывалось в сознании с другой жизнью и эпохой, что угощение, заказанное Квитницким, поразило Всеволода Васильевича. И он заранее сдерживал себя в отношении спиртного. Антон Германович Квитницкий возмутился, пробовал ругаться и заставлять вновь обретенного друга. Но Слепаков отговаривался неважным здоровьем. Что-то окончательно решенное на сегодня делало его осторожным.

      Тогда Квитницкий