Слово о полку Игореве. Сборник

погибших в бою ратников Игоря.

      О! [Увы!] далеко залетел сокол [Игорь], птиц [половцев] избивая, – к морю! Игорева храброго полка не воскресить [случившегося не воротишь]! По нем [по погибшем полку Игоря] кликнули [заплакали погребальным плачем] Карна и Желя [погребальные боги], поскакали по Русской земле, размыкивая огонь в пламенном [погребальном] роге. Жены русские восплакались, приговаривая: «Уже нам своих милых любимых ни мыслию не смыслить, ни думою не сдумать, ни глазами не повидать, а золота и серебра [и в руках своих] совсем не подержать».

      Последствия поражения Игоря.

      И застонал, братья, Киев от горя, а Чернигов от напастей. Тоска разлилась по Русской земле; печаль обильная пошла посреди земли Русской. А князи сами на себя крамолу ковали, а поганые [половцы], с победами нарыскивая на Русскую землю, сами брали дань по белке от двора.

      Объяснение причин, по которым поражение Игоря оказалось столь тяжелым для всей Русской земли: Игорь своим неудачным походом уничтожил плоды предшествующего победоносного похода на половцев Святослава Киевского.

      Ибо [потому это все произошло, что] те два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже коварство [половцев] пробудили [своим] раздором [со своим главой Святославом и с другими князьями, не захотев сражаться вместе против половцев], а его [это коварство] усыпил было «отец» их [их глава] Святослав [Всеволодович Киевский, двоюродный брат Игоря и Всеволода] грозный великий киевский грозою [страхом, который на них нагнал]: прибил [половцев] своими сильными полками и булатными мечами, наступил на землю Половецкую [за год перед тем], притоптал холмы и овраги [половецкие], взмутил реки и озера [переходя их вброд], иссушил потоки и болота [ «мосты мостя» по «грязивым местам» – прокладывая дороги войску]. А [самого] поганого [хана] Кобяка от лукоморья [у Азовского моря] из железных великих полков половецких, как вихрь, исторг [захватив в плен]: и упал Кобяк в городе Киеве в Святославовой гриднице [в большой пиршественной палате, которую иногда, в случае большого количества пленных, использовали как тюрьму]. Тут-то немцы и венецианцы, тут-то греки и чехи поют славу Святославу, укоряют князя Игоря, потопившего богатство на дне Каялы реки половецкой, – насыпавшего [на дно Каялы] русского золота [ведь для Руси прошли времена обилия после поражения Игоря]. Тут-то Игорь князь пересел из седла золотого [княжеского] в седло рабское [стал из князя рабом – пленником]. Приуныли у городов забралы [переходы на городских стенах, куда обычно высыпал народ, встречая или провожая войско, откуда плакали по павшим вдали], и веселье [в городах] поникло.

      Автор переносит повествование в Киев к Святославу Киевскому: Святослав в Киеве видит тяжелый и неясный для него по своему значению сон.

      А Святослав мутный [непонятный, неясный для него] сон видел в Киеве на горах [где он жил]. «В эту ночь, с вечера, одевают меня, – говорит [он], – черным погребальным покрывалом на кровати тисовой; черпают мне синее вино, с горем смешанное; сыплют мне пустыми [опорожненными