Санчо-Пансо для Дон-Кихота Полярного. Анна Ткач

прошептал Колчак, крепче смыкая ресницы. Они мне ладонь щекотали… Бабочка, вкрадчиво пояснило мое личное поэтическое безумие. Живая бабочка на булавке, и надо снять, и не стряхнуть узорчатые чешуйки, и успеть, потому что откуда-то сверху сейчас опустится тяжесть и расплющит крылатую. Война толчет людей в медной ступе железным пестом…

      Адмирал Колчак, участник двух войн, попытался остановить третью, и война хочет его раздавить.

      – Все равно больно будет, – предупредил я сквозь зубы и приступил к сапогам. Замечательные были у "верховного" сапожки!

      Дреканые – вот какие.

      Дерьмовые – по русски…

      Кожа-то хорошая, вятская, офицеры ее предпочитали, она блеск имела особый: атласное шевро, так и говорили, а покрой солдатский – представляете?.. Какой мастер согласился сортовый материал испортить… Стоптанные в хлам, каблуки давно пора менять, и еще совсем неплохо бы поставить новые союзки.

      Достал я ножик, взрезал голенища по швам… Они, сапоги эти, еще ноги ему стесали до косточек, великоваты были, а портянок флотское высокопревосходительство носить не умеет (потом выяснилось, что умеет превосходно, под стать чину, но не хочет – именно потому что флотское): нитяные носки все в кровавых пятнах и присохли.

      Ну и пришлось отмачивать.

      Водичкой. На ревматические щиколотки. Не легче, чем сибирской зимой в нитяных носках.

      Ох, Колчак и терпеливый оказался – звука не выронил!

      И не протестующий… Хотя полное право имел.

      Это же совсем особое мужество нужно – такую выручку принять… Я вон когда-то оттолкнул руку врага, искренне пытающегося мне помочь. И долгие годы чувствовал себя перед ним виноватым, пока не смог расплатиться добром за добро, так-то, товарищи.

      Все равно – до могилы помнить буду, что по свински поступил…

      Колчак таких долгов не делал.

      – Сейчас обихожу вас немного… – говорю – согреетесь, и полегчает… Повязки на сбитые ступни наложил, бутылки с горячей водой подсунул к ногам, лицо ему умыл, сделал компресс на лоб – он только благодарности шептал с извинениями вперемешку. И между ними, стесняясь: у него, дескать, в вагоне – еще одна пара сапог.

      Что, тоже страшная?..

      И все мне?

      Гевалт, товарищи…вейзмир!

      Караул!

      Спасите от белогвардейских опорков…

      – Принесем, какой разговор, – бормочу – да я вам и эти починю. Нечего добром разбрасываться.

      Попов немедленно уставился на меня этак глубокомысленно.

      На будущее.

      – А тебе, – говорю – Андреич, для кого? У тебя-то ботинки ничего себе такие. Новые. Американские, с рантиком, на толстой подошве… Кто там твой знакомый с обувкой прохудившейся? Или знакомая, а?..

      Хмыкает, довольный:

      – Да иди ты… в баню!

      – Обязательно, – говорю – пойду, спасибо, что напомнил, Константин Андреевич! И вас, господин адмирал, с собой возьму. Или вы ванну предпочитаете?.. Можем устроить…

      – О?..