Огни чужой деревни. Саша Ханин

говоря так, Отрощенко увел покалеченного деда за кулисы.

      К трем часам, когда убрали Поповское поле, из поселка прикатила полевая кухня. Комбайнеры уселись харчеваться на травке в подвижной тени берез. Сергей Белов тоже пришел, взял тарелку борща, но есть не стал, прилег возле тарелки и уснул. Вокруг Белова вились и жужжали мухи, и сильно пахло сивухой. Комбайнеры обедали не спеша, а отобедав и испив компота, дружно закурили. Это было простое и надежное счастье, отпахать полдня на комбайне, после плотно покушать и сидеть в тенечке, привалившись спиной к березе, курить сигаретку и смотреть сквозь завитки табачного дыма на скошенное поле.

      Бригадир отозвал Валеру в сторонку.

      – Похоже, у нас в бригаде завелся бутлегер, – поделился своей тревогой бригадир.

      – Ну? – не понял сперва звеньевой. – А, барыга, что ли?

      Бригадир сунул ему под нос бутылку из-под самогонки. Борисенко потянул носом и зажмурился.

      – Ух! – выдохнул звеньевой. – Ядреный был первачок.

      – Все сельмаги закрыты, в чайной водку тоже не продают, а эта скотина умудрилась нажраться, – сказал бригадир, глядя на сопящего в теньке Сергея Белова.

      В борще у Белова было уже черно от нападавших туда мух.

      – Свинья грязи найдет, – заметил на это Барисенко.

      – Я бы щас его этим борщом накормил, – сказал бригадир.

      – А кто барыжит, как думаешь, Афанасич? – спросил звеньевой с тревогой.

      – А леший его знает!

      Помолчали.

      – Может, это Юрик или Мишка? Какие-то они не нашенские. Темные лошадки.

      – Может, и они, – вяло согласился бригадир.

      – Но это точно не Игорек, – сказал Борисенко. – Он положительный.

       Бригадир сплюнул на землю.

      – А может, это кто из ремонтников? Может, Вован? Я знаю, он раньше самогон гнал из старого варенья. А первач чистил фильтрами от противогазов. Ничего, кстати, самогон…

      – Ты Вовку не тронь, – скрипнул зубами бригадир. – Он больше самогонку не гонит. Пол лета в больнице провалялся. Панкреатит у него.

      Помолчали.

      – А может, на току кто барыжит? – подкинул новую версию звеньевой.

      – Ну, тогда нам вообще карачун, – сказал бригадир. – В жисть не найдем.

      – А если так, – предложил Борисенко. – Заезжаю я на весы и говорю мужикам: мужики, трубы горят, невмоготу, где бы самогонкой затариться? В долгу не останусь.

      Бригадир задумался.

      – Нет, Бара, лучше не надо. Во-первых тебе могут хороших люлей прописать, как провокатору. А во-вторых, это уже детектив какой-то получается, а нам еще хлеб убрать нужно. Ты лучше людей тихонько поспрашай, а если чего узнаешь, сразу мне шепни.

      – Понял, Афанасич.

      Бригадир протер травой миску и ложку и подошел к сидящим кружком комбайнерам.

      – Ну чего, пожрали, мужики? – спросил бригадир. – Тогда хорош медитировать, давай по машинам! Нам до темна еще Нестерово поле убрать надо.

      В чайной было шумно. Раскрасневшиеся мужики хлестали чай из стаканов. На столах