Гиблая философия. Игорь Александрович Кожухов

он получше, – терпеливо улыбались мужики.

      – Какие судаки! – инспектор выпячивал глаза и, как полугодовалый ребёнок, пытался встать из-за стола, необратимо падая обратно на стул. – А штраф? Кто-нибудь штраф считал? – и он, теряя суть разговора, стучал лохматой рукой по столу…

      Кончилось тем, что гуляк загрузили в нарты, и Колька в ночь повёз их в деревню. В нартах пьяных вообще укачало, и он чуть не надорвался, перетаскивая их, как тяжёлые мешки, по просьбе Ольги, в баню. Потом Ольга, в узорной ночнушке с накинутой на плечи шалью и в больших валенках на голые ноги, держала Кольку за отворот куртки и улыбаясь просила зайти.

      – Я тебя, Коленька, чаем напою с утренними булочками и молоком…

      Колька, стараясь не сделать больно, пытался разлепить пальцы тонкой её руки, вдруг такие крепкие и сильные…

      – Да пойми ты, скучаю я по тебе, Коля, любимый, не могу никак без тебя. Пойдём скорее, и дочь спит. Я с ума схожу, милый… А потом иди к ней, к своей дорогой…

      Колька наконец оторвался и, держа её за руки, отступил.

      – Нельзя так, Оля, я же с ним работаю! Он мой друг, как я потом? Мне хочется ему в глаза смотреть, а не в ноги, и не бояться ничего. Ты же сама так поступила, постарайся мне не делать больно, а ему – плохо. Он тебя любит…

      Колька, пятясь, выскочил за ворота, заведя снегоход, быстро полетел к Анюте. Этой ночью приникшая к нему всем телом красивая женщина, благодарно улыбаясь, сказала тихонько на ухо:       – Коленька, у нас осенью ребёнок будет!

      И Колька, задыхаясь от счастья, смеялся и целовал её, любимую!..

      * * *

      Рыба, как по заказу, пошла с двадцать первого апреля. Вначале в дальних поставах, ближе к фарватеру, плотно и постоянно. Сети проверяли каждый день, рыбу на снегоходе возили в деревню, к Юрке. Там, с помощником, он её сортировал и сдавал перекупщикам. Тёплые дни Юрку злили до слёз.

      «Эх, холода бы сейчас, – психовал он, – лед бы ещё дней пятнадцать простоял. А так…» – и он махал в отчаянии рукой.

      К тридцатому числу снег с берегов слез, как старая кожа со змеи, и берег темнотой резко отделился от голубого льда. Чёрно-коричневая земля парила на солнце, словно её подогревали снизу. На льду тёмные точки и какой-нибудь мусор, разогретые солнцем, проваливались, образуя дыры, которые быстро оседали по краям и расширялись. Тридцать первого утром Юрка в положенное время увидел на горизонте точки, превращающиеся в снегоходы с большими нартами, идущие метров по десять друг от друга почти полным ходом. Выскочив на отмель с остатками льда, а затем и на песок, снегоходы встали. Мужики радостно смеялись, поздравляя друг друга с удачным прибытием. Посмеиваясь над собой, снимали нервное напряжение.

      – А я смотрю, твои нарты проваливаются, а ты – газу, газу. Хорошо, техника не подвела, а так бы всё… – И опять облегчённый смех.

      На четырёх снегоходах пришли семь человек и тонны полторы рыбы.

      Колька остался на реке снимать сети и таскать их на остров. Юрка, дав распоряжение мужикам, попросил отца присмотреть за всем и, заведя своего верного «японца», с лёгкими нартами,