Красное, белое и серо-буро-малиновое. Сергей Геннадьевич Светуньков

Камень на вечерние диспуты с самогоном уже не появлялся и ночью в шалаш воровато не прокрадывался, как это бывало в последнее время. Более того, он вообще трое суток пропадал неизвестно где.

      Отпустив Закусарина в Глупов со строгим наказом без неё социализм не объявлять, Зойка Три Стакана сидела возле шалаша и ждала возвращения Камня, выдумывая для него самые страшные ругательства и проклятия, какие только существовали в русском языке. Камень так и не появился.

      Ранним утром следующего дня у шалаша появился деревенский сосед по фамилии Рябинин – длинный и худющий сорокалетний середняк, который, присев рядом с Зойкой Три Стакана на пенёк и поковыряв для приличия некоторое время палкой в траве, поднял голову, посмотрел Зойке Три Стакана в глаза и с кривой ухмылкой произнёс:

      – Слышь? Камень-то послезавтра к Таньке Сохатой сватов засылать будет. – И, помолчав, добавил: – Родители-то согласны.

      Зойка Три Стакана быстро взглянула на него и спросила:

      – С чего бы это – согласны?

      – Как с чего – денег кучу отвалил, да и сам мужик крепкий, к крестьянскому делу спор. Чем не жених?! Грит, к своей – к тебе то есть – не вернусь, надоела!

      Тут Зойка Три Стакана поняла, куда так быстро исчезли деньги, которые они прихватили из кассы Совета, когда отправлялась в подполье, – пошли на подарки молодухе и её родителям! Зампред исполкома называется!

      – Спасибо, сосед, – поблагодарила она собеседника, просто и как-то очень по-женски сердечно, без ожидавшихся соседом истерик и воплей.

      Рябинин растрогался от такого проявления бабского горя и, расчувствовавшись, тепло попрощался с Зойкой и отправился домой, качая головой, осуждая про себя поведение Камня.

      Звериным женским чутьём Зойка Три Стакана поняла, что устраивать скандалы, рвать волосы у соперницы, отнимать украденные деньги – значит окончательно порвать с Камнем. А его она любила, сильно и страстно. Единственный способ вернуть его – это вернуть себя, бросить эту сельскую идиллию с шалашом и с соловьями по утрам, с песнями и кострами, и вновь ругаться, бороться, отчаянно бороться, бороться со всеми, хоть с самим чёртом.

      Она поднялась с пенька и, расправив плечи, тяжёлой походкой направилась мимо шалаша в избу. Зайдя в комнату, в которой её соратники по подпольной работе опохмелялись после вчерашнего теоретического диспута, она, ни на кого не глядя, заявила:

      – Завтра, в четверг, идём в город – революцию делать!

      – А почему не сегодня? – спросил Кузькин, который пил вместе со всеми, но пьянел меньше всех, – всё же закалка, сапожник. Он уже опохмелился и был готов к активным действиям.

      – Сегодня ещё рано, – ответила Зойка Три Стакана.

      Ей ведь надо было расставить юбку – лето в деревне на здоровых харчах да на свежем воздухе превратило её в довольно пышную бабу, а являться в город надо было именно так, как она его покинула, как её все запомнили, а не в простой женской одежде.

      – А почему не послезавтра? – спросил Рябинин,