Мадонна. Дон Нигро

саду, протяну руку к дверной ручке, и Поппофский сожжет меня польским электричеством, едва я возьмусь за латунь… Ж-Ж-Ж-Ж-Ж-А-А-А-А-А-Х-Х-Х!!! (Громкий крик сопровождается хватанием МУНКА за руку, отчего у последнего чуть не случается инфаркт). Ты ПОНИМАЕШЬ? ПОНИМАЕШЬ? Я берусь за ручку, и тут же Ж-Ж-Ж-Ж-Ж-А-А-А-А-А-Х-Х-Х!!!

      МУНК. МОЖЕТ, ТЫ ЭТО ПРЕКРАТИШЬ?

      СТРИНДБЕРГ (трагично). Я умру. Поджарюсь, как шведский сухарик. Стану черным, как сердце немецкого критика. Я затеряюсь, Мунк, я затеряюсь в великих пустошах мертвых. Ох, Мунк, ты не знаешь, ты не можешь знать, как я страдал после отъезда из Берлина. Никто не может себе представить.

      (СТРИНДБЕРГ отходит, чтобы биться головой о стену. Тем временем появляется СОФИ, в Осло 1877 г.)

      СОФИ. Эдди, я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня. Никогда больше ни о чем тебя не попрошу. Пожалуйста? Ты единственный, кто может. Эдди, мне суждено умереть, так?

      ГАМСУН (в Экелю, 1943 г., с другой картиной). А это еще один маньяк, Стриндберг. И тоже был с тобой в Париже, так? После того, как в Берлине наша компания разбежалась, но до тех убийств. Мы с ним всегда друг друга на дух не выносили.

      МУНК. В Париже Стриндберг думал, что Пшибышевский пытается убить его на расстоянии, из Берлина, с помощью электричества.

      ГАМСУН. Да, это Стриндберг, которого я помню. Может, чем-то, какой-то особенностью своего дефектного мозга, он чувствовал – должно случиться что-то ужасное. Я помню, он убеждал себя, что спал с этой Юль. А может, и спал. Я думаю, все спали. Кроме меня. Мне она не очень нравилась, если честно, хотя когда впервые появилась в «Черном поросенке» и встретилась со всеми нами, выглядела такой невинной. Это ты привел ее к нам, правильно? Вероятно, не следовало тебе это делать.

      7. В хомуте

      (ДАГНИ вернулась, одетая, в берлинские апартаменты МУНКА, 1893 г.)

      ДАГНИ. Эдди, почему ты не берешь меня с собой, когда уходишь вечером?

      МУНК. Я постоянно беру тебя с собой.

      ДАГНИ. Только не в «Черного поросенка». Ты меня стыдишься?

      МУНК. Только чуть-чуть.

      ДАГНИ. Я думаю, стыдишься, иначе познакомил бы меня со своими друзьями.

      МУНК. Не уверен, что это место тебе понравится.

      ДАГНИ. Это хорошо, что ты решаешь за меня. Тем самым у меня отпадает необходимость решать самой.

      МУНК. Есть у меня чувство, что не стоит мне приводить тебя туда.

      ДАГНИ. Может, там ты встречаешься с другими женщинами.

      МУНК. Давай без глупостей.

      ДАГНИ. Ага, теперь я глупая, так? Ты думаешь, я слишком глупая, чтобы говорить с твоими друзьями?

      МУНК. Нет, я думаю, они слишком глупые, чтобы говорить с тобой?

      ДАГНИ. Я правда хочу пойти.

      МУНК. Почему это так важно?

      ДАГНИ. Не знаю. Ты так интересно об этом рассказываешь. Все эти писатели и художники. Мне нужно общаться с людьми, Эдди.

      МУНК. Дагни, иногда, знаешь ли, мне надо менять обстановку.

      ДАГНИ. То есть время от времени тебе нужно избавляться от меня.

      МУНК. С тобой я в безопасном месте, отгородившись от выпивки, разговоров и шума. Но если ты станешь