Запах снега. Александр Сергеевич Долгирев

ощущением покоя, чувством полного умиротворения, какое испытывает иной вдовый супруг на могиле своей утраченной половины. Если Иван и заглядывал в окна, то лишь для того, чтобы увидеть её домашнюю рутину – уборка, вечернее чтение, ужин, спрятанные от мужа перекуры, вполне искренняя любезность с ним, работа на печатной машинке под его диктовку.

      Впрочем, безвылазной домохозяйкой Наталья не была. Только один день Алданин смог полностью посвятить слежке за ней, и был изрядно удивлён – у Наташи нашлись дела в самых разных частях города. Большинство из этих дел были саморазвлечением, например, она любила смотреть на публичные партии в сёги – японскую игру немного похожую на шахматы. Её светловолосая голова была единственной в своём роде в скоплении темноволосых голов японцев, склонившихся к двум игрокам. Алданин иногда становился прямо напротив Натальи, делая вид, что наблюдает за игрой. Ей достаточно было отвлечься от доски и поднять голову, чтобы увидеть его. Иван в глубине души хотел этого, хотел встретиться с ней взглядом, хотел, чтобы она удивилась и даже испугалась немного. Но Наталья всегда следила за игрой очень внимательно и не отвлекалась вплоть до окончания партии, а к этому моменту Иван уже скрывался за спинами других наблюдателей.

      В вечер пятницы Наталья обычно приходила к госпоже Митико Кавагути – довольно известной среди иностранцев преподавательнице японского языка. Алданин был изрядно удивлён, когда увидел госпожу Кавагути впервые – она оказалась намного младше, чем он ожидал. По опыту трёх прошлых пятниц Иван знал, что их занятия обыкновенно длятся два-три часа. После них Наталья уходила домой рассеянной и отчего-то раскрасневшейся, но в хорошем настроении – Алданин научился наверняка определять её настроение и состояние по позе, по взмахам рук при ходьбе, по скорости и форме шага.

      В эту пятницу Наташа занималась с госпожой Кавагути уже пятый час. Вечер перетекал в ночь. Было уже совсем темно. Падал снег, который не имел никаких шансов лечь надолго. Иван замёрз и устал. Он смог бы вспомнить фасад дома госпожи Кавагути даже через двадцать лет, проснувшись среди ночи – настолько тщательно успел его изучить. Полтора часа назад Иван поужинал в ближайшей закусочной, в которой было много иностранцев, а потому понимали даже его скромный английский.

      Мысли до сего момента ленивые и отстранённые вдруг упорядочились и сложились в формулу: Хартманн уехал вчера вечером, а теперь Наталья оставалась у госпожи Кавагути столько, сколько не длятся занятия иностранным языком в пятницу вечером. Алданин понял, что сегодня Наташа вообще не пойдёт домой. Он опёрся спиной о фонарный столб и почувствовал себя полным идиотом. Захотелось смеяться. Потом почему-то погорячело лицо.

      Неожиданно дверь дома госпожи Кавагути открылась, и Наталья вышла на улицу. Растрёпанная, в распахнутом пальто, накинутом на лёгкое домашнее кимоно. Иван не дал своему удивлению помешать себе скрыться за углом ближайшего дома. Наталья