Невская твердыня. Валентин Костылев

честного человека, мне надобны теперь годы, а неверного и злого раба узнать – довольно одного дня. Научила меня тому жизнь! На долю вашего государя выпало тяжелое бремя одолевать внутреннее нестроение нашей земли и воевать многие годы со всякими злохищными ворогами. Денно и нощно глядят они пожирающими очами на Русскую землю… Зависть и злоба снедают сердца многих наших соседей. От них же есть и зазнавшийся холоп Стефан. И он вознамерился своровать некоторые города и села наши… Многое множество праведных воевод в моем войске. Спокоен я. Из них ты, Иван Петрович, мне особо дорог, и того ради будь начальником надо всем воинством во Пскове. Покажи Стефану могущество наше! Проучи его!

      Князь Шуйский, став на одно колено, поклялся царю, что он или победит, или умрет в бою, как честный воин.

      То же сделали и остальные псковские военачальники.

      Архиепископ Александр благословил их оружие.

      Когда воеводы ушли из горницы, царь оставил у себя архиепископа, чтобы побеседовать с ним.

      Александр известен был царю, как хорошо знающий дела Польско-Литовского королевства. Многие иноки в Пскове, отколовшись от униатов, перешли на сторону псковского духовенства. Они были «языками» архипастыря Александра.

      Царь спросил его, что он думает, что знает о Стефане Батории и в каковом новый король согласии с польской Радой.

      Александр нахмурился, потер лоб, ответил тихо, как бы про себя:

      – Непокорен и своенравен Стефан, но ума превеликого… воин храбрый, дерзкий…

      Иван Васильевич, взволнованный ответом архиепископа, схватил его за руку:

      – Стой!.. Так ли, святой отец? Правда ли то?

      В глазах царя явно проглядывало недовольство.

      – Правда, государь!.. Не верь тому, что говорят о холопстве Стефана у панов… Нет! Они его боятся. Король на первом же сейме громко изрек: «Не в хлеву, но вольным человеком я родился, и было у меня, что есть и во что одеться, прежде чем прибыл я в вашу страну. Люблю мою свободу и храню ее в целости. Королем вашим я стал волею Божией вами избранный, прибыл сюда вследствие ваших просьб и настояний, и вы сами возложили мне корону на голову. Поэтому я вам настоящий король, а не король, нарисованный на картинке. Хочу царствовать и приказывать и не потерплю, чтобы кто-нибудь правил надо мною…»

      – Стой! – еле переводя дыхание от волнения, произнес царь. – Так и сказал он?

      – Точно, великий государь, так он и сказал в лицо панам…

      – Говори дальше! Хорошие слова! Что еще он сказал?

      – А еще он, словно бы и природный владыка, изрек: «Будьте стражами вольности вашей – это дело доброе, но я не позволю вам стать хозяевами для меня и моих сенаторов. Храните вольность так, чтобы она не вылилась в своеволие». Вот и все, государь.

      Царь сидел молча, с непонятною для Александра улыбкою. Затем, опять обратившись к архиепископу, спросил его тихо, вкрадчиво:

      – А знаешь ли ты, что после смерти Жигимонда они хотели меня либо царевича Феодора посадить