Невская твердыня. Валентин Костылев

не знал, что говорить, широким размахом руки осенил себя крестным знамением:

      – Дай, Господи, моему чадолюбивому государю здравствовать многие годы! Вижу чудесные перемены впереди! Все должно совершаться согласно твоей государевой воле.

      – Полно тебе! Все ли? – возразил царь, покачав недоверчиво головою. – Ни на един час не забываю я о свейском Делагарде. Гляди, уже к Нарве он рвется. На нашу Новгородскую землю зарится. Отослал я туда Шереметева и еще двух воевод на подмогу. Что-то будет?! Стефана так я не боюсь, как свейских воевод. Сильны они! Крымского хана тоже не страшусь. Не до нас ему. Турецкому султану помогает он против персов… Война там у них. Нехристи передрались. Нагой все разведал, не зря его посылал я… Басурманы меж собой в лютой злобе. С христианских королей пример взяли. Персидский шах с турками-собаками воюет, бьет их, а мне подарок прислал: зело нарядный трон. Шесть сотен алмазов на нем, да столько же рубинов, сапфиров, да смарагдов и бирюзы невесть сколько. А есть и в половину голубиного яйца. Знатно порадовал меня шах Аббас! Мне его надобно также одарить… Силу нашу видит Аббас. Не так ли?

      – Драгоценные дары подобные не приходят без значения… Шах почтил могущество твое, государь…

      – Большая надежда, Борис, у меня на северные наши вотчины, на Поморье. Коли укрепим там свою морскую силу, так и Свейской державе в те поры не поздоровится. Грозное место – те берега. Давно я думаю о том.

      Годунов с восхищением в глазах воскликнул:

      – На Студеном море – непобедимою станет Русь, государь! Постоянно и я о том думаю.

      – Не будем же терять времени! Монахи нам помогут. Вон печенгский игумен Трифон с чернецами в Вардегуз плавал и торг вел рыбой, рыбьим жиром и иным добром. О том мне поведал бродяга-монах Гавриил, коего принял я на свою, государеву, службу… Рассказал он мне, будто в Печенгу приплывают для торга датские, свейские и голландские люди. Не будем чинить им препоны. Пускай без зацепки строят свои дома, кладовые на торговых путях между Москвой и Студеным морем… Гавриил назвал те пути «божьей дорогой к великому окияну». Велел я Бельскому снарядить обоз на устье Двины-реки, чтоб пристанище там оснастить. Того чернеца, Гавриила, приручить надобно. К обозу я приставил его. Пускай советником у воеводы будет.

      Борис Годунов сделал над собой усилие, чтобы спокойно выслушать упоминание имени Бельского. Щеки его все же покрылись румянцем, весь он слегка вздрогнул. Царь не заметил этого, продолжая развивать мысль о своем намерении – как можно сильнее оснастить пристань в устье Двины.

      – А за монахом тем, Гавриилом, я наказал присмотр иметь… Не простой он человек. Беседовал я с ним. Знатно начитан и тверд в своих мыслях!.. Такие либо зело полезны, либо вредны – попусту не живут на свете. Вот и Вассиан был таким же, и Максим Грек. Их надо и опасаться, и уважать.

* * *

      К сотнику и государеву лицу Андрею Чохову, в его дом на Кучковом поле[2], явился гонец от Бориса Годунова, принес ему поклон Бориса Федоровича и наказ немедля явиться в приказ Большой казны.

      Время было под вечер. Андрей

2

Кучково поле – позднее Лубянка.