Мы носим лица людей. Тори Ру

ночей усталость ушла.

      Душа пребывает в давно забытом состоянии покоя, слышно, как звенит тишина.

      Рядом со мной мерно дышит живое существо. И это существо – парень.

      Моя щека припечатана к его плечу, ткань его футболки на этом месте мокрая – видимо, во сне у меня текли слюни.

      Мозг резко возвращается в состояние бодрствования и разражается услышанными вчера от этого ангелоподобного существа матами.

      Последнее, что я помню – мы сидим рядом на диване и смотрим какой-то адский треш про маньяка с бензопилой, и братец ржет.

      А потом меня сваливает вселенская усталость.

      Братец, откинувшись на подлокотник, до сих пор мирно спит, а на меня находит странное состояние: с азартом магазинного вора я разглядываю ссадины и след от удара на его гладком бледном моем лице.

      Он тоже изломан. Я не одна…

      Дотрагиваюсь до синяка пальцами, и ощущение живого тепла кажется таким странным, что я тут же их отдергиваю. Пулей перепрыгиваю на свою кровать, заботливо застеленную бабкой чистым постельным бельем, и задергиваю ширму.

      Лицо и уши пылают.

      Я все-таки сошла с ума?..

      Глава 16

      – Проснись и пой! – орет кто-то над моим ухом, и я пытаюсь спастись, прикрыв голову подушкой.

      – Еще рано, Макс… – хриплю и тут же зажмуриваюсь. Какого лешего я так его назвала?!

      – Ого! Она знает мое имя! – гогочет голос, и неведомая сила вырывает подушку из моих рук. – Я серьезно, Дань. Я в тебе нуждаюсь!

      Услышав это, я буквально подпрыгиваю на кровати:

      – В каком смысле?

      Из-за своих утренних вольностей мне стыдно до одури. Хорошо, что он спал и ни о чем не догадывается… Однако даже сам факт пускания слюней в его плечо – огромная тень на моей и без того запятнанной репутации.

      – Да в прямом! Мне нужно, чтобы кто-то постоял на шухере, потому что мои архаровцы тупо не отвечают на звонки, а у меня срочное дело! – Братец садится по-турецки у кровати, а я с сомнением разглядываю его прикид: вчерашние джинсы, рубашку и посылающую на три буквы футболку. А еще – убогие синие кеды с белыми носами и кружочками по бокам. Вьетнамские кеды!

      Когда мой папаша учился в девятом классе, он гонял в таких в школу (я видела старые фотографии в альбоме).

      Глаза братца в лучах полуденного солнца горят всеми оттенками мольбы, тревоги и ненормальности, и вместо желания поиздеваться меня пронзает иголка обезоруживающего сочувствия.

      – Надеюсь только, что нас не посадят, – ворчу и выпутываюсь из одеяла.

      – Не посадят! – заверяет Макс, достает из кармана грязно-зеленую шапочку и натягивает ее до бровей. – За мной!

      В шапочке он сразу становится стремным…

      Догадка, как молния среди ночи, ослепляет своей очевидностью: я видела его еще до того, как мы познакомились. Я видела его на фото на страничке тех, кто «носит лица людей».

      Твою ж мать… Карманная обезьянка!

* * *

      Застревая в трещинах асфальта каблуками и рискуя сломать ноги, я, ненакрашенная, бледная и хмурая, спешу за братцем. Я не знаю, на что подписалась,