Анжелика. Путь в Версаль. Анн Голон

к палачу. Но Жан Тухляк был личностью опасной. Его уважал сам принц нищих, с которым они делили логово. И Анжелика позвала обезьянку.

      Тухляк потирал череп и ругался на чем свет стоит. Он уже докладывал принцу нищих, что люди Каламбредена стали дерзкими и опасными. Что они считают себя хозяевами жизни. Но придет день, когда другие банды возмутятся. Этот день…

      – Давай-ка выпьем, – предложила Полька, чтобы утихомирить его.

      Она плеснула Тухляку полный ковш горячего вина.

      Он всегда мерз, даже в разгар лета. Видать, в жилах у него текла рыбья кровь. Впрочем, и глаза у него были мутные, а кожа липкая и холодная, как у рыбы.

      Он выпил, и на губах его появилась улыбка, открывшая ряд скверных зубов.

      В зал в сопровождении маленького Лино входил Тибо Музыкант.

      – А вот и он, мой красавчик, – сказал Жан Тухляк, потирая руки. – Ну, Тибо, на сей раз решено. Я у тебя его покупаю и дам тебе – смотри не упади! – я тебе дам пятьдесят ливров. Целое состояние.

      Старик растерянно смотрел на него сквозь прореху в своей соломенной шляпе.

      – Но что я буду делать с пятьюдесятью ливрами? И потом, кто же вместо него будет бить в барабан?

      – Выдрессируешь другого мальчишку.

      – Но это мой внук.

      – Ты разве не хочешь его счастья? – спросил Жан Тухляк, злорадно улыбаясь. – Ты только подумай, твой внук будет ходит в бархате и кружевах. Я тебя не обманываю, Тибо. Я знаю, кому я его продам. Он станет фаворитом принца, а потом, если не будет глупцом, достигнет высокого положения.

      Жан Тухляк погладил ребенка по каштановым кудряшкам:

      – Ну что, Лино, хотел бы ты иметь красивую одежду, вдоволь есть из золотой посуды и лакомиться конфетками?

      – Не знаю, – скуксившись, ответил мальчонка.

      Он плохо представлял себе подобные удовольствия, потому что никогда не знал ничего, кроме нищеты, как и его предки.

      Пробивавшийся через приоткрытую дверь луч заходящего солнца освещал его золотистую кожу. У него были длинные загнутые ресницы, большие черные глаза и красные, как вишня, губы. Он с изяществом носил свои лохмотья. Мальчика можно было принять за маленького сеньора, переодетого для маскарада. И казалось поразительным, что такой цветок мог взрасти на подобной навозной куче.

      – Пойдем-пойдем! Мы с тобой чудно поладим, – приговаривал Жан Тухляк.

      И он обнял детские плечики своей белой рукой.

      – Пойдем, лапочка, пойдем, мой барашек.

      – Но ведь я не согласен! – завопил Музыкант. Его била дрожь. – Ты не имеешь права отнимать у меня внука!

      – Я у тебя его не отнимаю, я его покупаю. Пятьдесят ливров! Так ведь? И вообще, успокойся-ка. Иначе ничего не получишь. Вот и все.

      Он оттолкнул старика и пошел к двери, волоча за собой Лино.

      Но перед дверью он обнаружил Анжелику.

      – Ты не можешь увести его без разрешения Каламбредена, – спокойно сказала она.

      И, взяв мальчонку за руку, отвела его обратно в зал.

      Лицо торговца детьми побелело. Жан Тухляк добрых три секунды разевал рот и судорожно