Пьесы для женщин. Валентин Красногоров

Зиновьевна. (Одна.) «Почему мне не восемнадцать?»… (Подходит к зеркалу, смотрится в него, качает головой.) Почему мне не восемнадцать?.. Правда, в восемнадцать я еще не замечала годы, но в двадцать два уже начала их считать… И не успела опомниться, как насчитала тридцать. Тридцать! Еще кажешься себе чуть ли не студенткой, еще тебя окликают на улице «девушка», еще думаешь, что все впереди, а тебе уже тридцать, и пора прощаться с молодостью. И ты плачешь целую неделю, потом смотришься в зеркало, пытаешься убедить себя, что ты еще «ничего», покупаешь светлую кофточку, делаешь короткую стрижку, замечаешь, что на тебя еще оглядываются, и немного утешаешься. Все бы хорошо, но тебе почему-то уже сорок! Ты ловишь себя на том, что с интересом слушаешь разговоры о пенсии, твоей дочери восемнадцать – как только что было тебе, а тридцать лет кажутся теперь самым ярким и привлекательным возрастом. Ты прекрасно понимаешь, что лучшая твоя пора уже отгремела и что пришло время так называемых тихих радостей – если, конечно, они у тебя есть и если ты не оказалась у разбитого корыта. Но сердце все равно почему-то молодо, и ты все еще чего-то ждешь… Чего? Ведь скоро уже пятьдесят, а там и… (Вздыхает.) "Почему мне не восемнадцать?"

      Уходит. В комнату невесты входят Бабушка и Надя.

      Бабушка. Спасибо, милая, согрелась я. Хорошо с тобой Грише будет. Да и тебе повезло – добрый он мальчик, работящий, покладистый… Может, ко мне переедете? Здесь ведь тесно живут, а у меня целый дом стоит пустой.

      Надя. Спасибо, мы к городу привыкли.

      Бабушка. А что в нем хорошего? Все злые, бледные, все куда-то бегут, в автобусах давятся, да промеж себя лаются. А у нас спокойно; речка тихая течет, вода в ней красная, а бережки зеленые, травные…

      Надя. (Рассеянно.) А почему вода-то красная?

      Бабушка. (Ее окающий говорок звучит душевно, успокаивающе.) Торфяная. Но чистая. А дом ладный, просторный. И сад богатый. И сараюшко есть, и коровушку бы взяли…

      Надя. Скучаете по дому?

      Бабушка. Еще бы! Что здесь хорошего? Ваня пьет, Тоня честит нас почем зря…

      Надя. А вас-то за что?

      Бабушка. А для компании. И устала я хозяйничать.

      Надя. Так отдыхайте, кто вас заставляет?

      Бабушка. Ну как же… Теперешним детям не помогать, так они совсем любить не будут.

      Надя гладит Бабушку по руке.

      Надя. Как же вы там одна, в деревне?

      Бабушка. Почему одна? Меня там котанушко мой ждет. У соседки оставила. Скучает, должно быть. Умный кот, ласковый. Утречком проснусь, а он уже у мисочки крутится, хвостиком помахивает, молочка ждет. Попьет, об ногу мою потрется и бежит к своей сударушке.

      Надя улыбается. Разговор этот ее согрел и успокоил.

      Надя. Спасибо вам, бабушка.

      Бабушка. (Удивленно.) За что?

      Входит Антонина Прокофьевна.

      Антонина Прокофьевна. Не приехали?

      Надя. Нет.

      Антонина Прокофьевна. Позвоню в ресторан, скажу, чтоб веселье без нас начинали.

      Надя. Без нас?

      Антонина Прокофьевна. (Хмуро.) А что делать? Не сидеть же людям, как дуракам, голодными за накрытым столом. (Достает мобильник, пробует позвонить. С сердцем.)