Беглец в просторах Средней Азии. Павел Степанович Назаров

зайдя ко мне, объяснила, что-то был реквием по ребёнку, умершему год назад. И вот что в связи с этим случаем любопытно. Как позже довелось узнать, сарты, жившие неподалёку от моего загородного дома (под Ташкентом – пер.), в мою честь также исполнили подобный реквием, ибо сочли, что я убит. Тогда один старик-предсказатель, после гадания на камушках, разъяснил им, что поминки вовсе бессмысленны, поскольку я не толко жив, но и нахожусь в относительно близости, только живу не с русскими, но среди сартов. Однако рыдания женские были так сильны, причитания столь убедительны, что нервы моей супруги, при том поминовении присутствовавшей и знавшей достоверно, что я жив, не выдержали, и с ней произошёл нервный припадок.

      Итак, весна настала. Однако, увы, закончилось с её приходом семейное счастье Юлдаша: строптивая Тата-джан снова принялась за свои выходки. Однажды во время скромной нашей дневной трапезы, как всегда состоявшей из овощной похлёбки и лепёшек, женщина вдруг взметнулась и, даже не накинув паранджи и чимбета, кинулась к воротам – опять ей срочно понадобился кази⁽²⁸⁾ для развода. Вскочил и Юлдаш, запер перед ней ворота, схватил жену за руку и вновь усадил за стол. Та противилась, не стала ничего есть, продолжала злиться и придираться ко всем, донельзя всех раздражая. В ответ начали орать и на неё, что окончательно привело женщину в ярость, хлынул поток брани и оскорблений. Воцарился всеобщий гвалт. А Тата-джан вовсе впала в бешенство: набросилась на самую добрую, беззлобную и мирную женщину в семействе – первую жену Акбара и вцепилась ей в волосы. С ликом искажённым, диким взором и разинутым ртом, она, казалось, была готова загрызть несчастную женщину, отступавшую в страхе. Этого Акбар вынести уже не мог; резким движением он опрокинул навзничь сию исступлённую мегеру и ударил ногой. Опасаясь, как бы не вышло худшее, я оттащил Тата-джан в свою комнату. Едва переводя дыхание, она вновь попыталась вырваться, но я преградил ей путь, заставил сесть и успокоиться.

      «Не твоё это дело, Тахир!» – вскричала она и всё-таки вырвалась прежде, чем я смог её остановить. Прочие тут же сгрудились вокруг. Она же высказала нечто такое, что ввергло всех в неистовство. Юлдаш, будучи в гневе, подхватил тяжелый стальной прут и ринулся раздробить ей череп. Смертоубийство казалось неизбежным, когда Камар-джан встала меж ними, я же увлёк орущую женщину в свою комнату, где её и запер. Юлдаш было принялся взламывать дверь своим прутом, но я решительно тому воспрепятствовал. Он отступил тотчас.

      Но утихомирить Тата-джан оказалось делом нелёгким. Она упорно стремилась вырваться через окно, но мне удалось прижать её к полу. Кружка холодной воды на голову и немного внутрь несколько привели её в чувство, но прошло ещё немало времени, прежде чем женщина утихомирилась. Зубы её стучали, тело трепетало как в лихорадке, глаза сверкали как у безумной. Только спустя часа два она успокоилась вполне. Позже, убедившись, что Акбар и Юлдаш также остыли, я женщину выпустил. Юлдаш впоследствии уверял, что в припадке гнева Тата-джан намеревалась