Хорошо в деревне летом. Эмиль Коста

даже больше нравится, а то как будто и не в деревне живешь.

      Таких общаг было всего пять, их для семейных строили в конце семидесятых. Две давно сгорели, другие две спились. Эта – самая приличная. Тетке сразу дали комнату, и Иван Ильич после развода здесь бывал регулярно. Городскую-то квартиру жене оставил, но жил все больше по гостиницам, между рейсами. Сюда приезжал изредка: в гости, да подремонтировать что-нибудь. Чего-нибудь всегда хватало.

      Иван Ильич повесил куртку на крючок, между теткиным пальтишком и допотопной шинелью отца Геннадия, потом переобулся в холодные тапки и потопал к своей двери. У попа вроде тихо, а в теткиной комнате голоса. Он с минуту подумал, потом замерз и решительно постучал.

      – Заходи, Ваня.

      Тетя Зоя всегда знала, кто стоит за дверью. В школе, объясняла она, каждый опоздавший стучал по-своему. Вся ее жизнь прошла в окружении одних и тех же людей: бывших учеников и их родителей, а после – детей и даже внуков. И не такому научишься.

      За круглым, крытым белоснежной скатертью, столом сидели хозяйка и отец Геннадий. Молодой поп при виде соседа нахмурился, уставился в чашку с остывшим чаем. У них с Иваном Ильичом как-то сразу не заладилось. Живут через стенку, вместе чистят снег, рубят дрова по очереди, а при встрече нос воротят.

      Священник кое-как подружился лишь с тетей Зоей. Верующих в деревне мало. В основном – старухи, которых по умолчанию много не бывает. Тетка в их число не входила, но ценила соседство с культурным человеком.

      – Садись, чайком согрейся, – Зоя Ивановна уже поставила на стол третью чашку и указала племяннику на свободный стул. – И сладенького возьми. Сегодня ватрушки с творогом по новому рецепту.

      Он сел и потянулся к блюду с выпечкой. Тетя Зоя увлеклась кулинарией после окончательного выхода на пенсию. Каждый день что-то изобретала из того куцего ассортимента, что предлагали в местной лавке. Денег от племянника брать не хотела, но продукты принимала. Иван Ильич после переезда в деревню увлекся рыбалкой и сбором дикоросов, к чему даже в детстве душа не лежала. Курятник сколотил, завел птичек – интеллигенции по статусу такое не положено, а ему можно. В общем, последние два года тетка готовила много и разнообразно.

      – Увезли Васю?

      – Увез Петр.

      Иван Ильич отложил ватрушку на блюдце. Домашний творог имел крепкий силосный дух, перебивающий жиденькую китайскую корицу. Есть невозможно, но расстраивать тетку не хочется. Сама наверняка не пробовала – за весом следит.

      – Хоронить когда будут, сказал?

      – Пока нет. В городе. С батюшкой тамошним договариваться собрался.

      – О чем это? – поднял голову отец Геннадий.

      – Ну как это по-вашему называется… отпевание, кажется?

      Поп отодвинул чашку и встал, едва не задев люстру головой.

      – Совсем сдурели! То купания эти, то самоубийц отпевать собираются! Где он? Я все растолкую.

      – Уехал уже, – поспешно ответил Иван Ильич.

      Характер нового батюшки бывал горяч. Немногочисленных прихожан он нещадно стыдил и корил на проповедях. Сам жил