Хорошо в деревне летом. Эмиль Коста

засунул руки поглубже в карманы и заявил:

      – Скорую за телом пришлю из райцентра, но это не раньше, чем к вечеру.

      – Как это – не раньше? Что ж он, тут будет лежать? – возмутился Иван Ильич.

      – Зачем тут? Можно в сарайку какую перетащить – дай мужикам на бутылку и дело с концом. Не на своей же машине мне его везти!

      – На моей можно, – сурово ответил Петр. – Сейчас подгоню и кому надо на бутылку дам.

      Иван Ильич мотнул головой и сказал:

      – Никому не надо. Так поможем, не чужие.

      Петр зашагал в сторону хутора, где жили Мурашовы и Бондари. Все мигом утратили интерес к происходящему и двинулись к костру. Иван Ильич тоже отошел погреться, оставив Василия в одиночестве на краю проруби.

      Кузьминична, вытирая слезы – или речную воду – со щек, рассказывала односельчанам подробности встречи с покойником:

      – Я, стал быть, гребу, а он как выскочит – и прям в глаза так: зырк! Думала, сама помру там же. Ну, Васька, ну, учудил! Сам ведь прорубь мастрячил, а оно вон зачем…

      – Сам себе могилу… прорубил, – изрек Мурашов, затягиваясь папироской.

      Жена в сердцах замахнулась на него.

      – Поостри мне тут! Людей бы постыдился…

      – Ну, будет тебе, Лиза, – примирительно сказала тетя Зоя, по старой памяти называвшая прежних учеников по именам. – Не время ссориться: человек погиб.

      – Хороший человек, – добавил Иван Ильич.

      – Дрянь, – обронил Мурашов.

      Едва не уронив полотенце, Кузьминична отвесила мужу воспитательную затрещину. Тот с философским выражением лица оглядел дымящийся на снегу окурок и снова полез в карман за папиросами. Кузьминична же, возмущенная непробиваемостью супруга, добавила:

      – Кому сказано: закрой поддувало! Хоть бы и дрянь – не тебе судить, алкаш проклятый.

      Эти слова по-настоящему задели мужика. Мальчишки часто дразнились «Мураш-алкаш», но чтобы родная жена… И ведь пил не больше остальных, просто у него как-то веселее выходило. Между тем Кузьминична под укоряющим взглядом старой учительницы вновь присмирела и натянула полотенце на полные плечи.

      – Стало быть, ты его последним видел? – спросил Назаренко Ивана Ильича.

      – Наверное.

      Мураш даже возмутился:

      – Ну, щас! Ты днем на хуторе был, а я Ваську видал вечером.

      – Оба мы видали, – кивнула Кузьминична. – Часов в пять он на реку пошел, верно, Кеш?

      Тот покачал головой и важно ответил:

      – После шести дело было. Стемнело почти. Домой Васька возвращался, еще в руках чего-то нес – инструменты, наверно…

      – Это как же так? – удивился Иван Ильич. – Что ж он, вернулся, а потом по темноте топиться пошел?

      – Тогда уж до утра бы обождал, – нерешительно предположила Кузьминична.

      – Наверняка утром и утопился.

      Шериф, поняв, что от служебных обязанностей сегодня увильнуть не удастся, зашагал в сторону деревни. Следом отправились остальные.

      Кузьминична кое-как натянула рейтузы, кофту и, накинув шубу на