.

которые обретали все более четкие контуры. Ему снова захотелось их смазать, но бежать он больше не мог.

      Приложив к карману брюк ладонь, Сандрик едва не подпрыгнул. Не было ключей! Всей связки: от гаража, от подвала, от склада, где работал отец. Не было ключей от их собственной квартиры. Это была не его связка, а отца. Схватил ее утром не глядя, а свою оставил в прихожей. Хуже того: на отцовской связке висел его армейский жетон с личным номером. «Мой медальон смерти», – любил повторять Миша. А что, если отца вычислят по номеру? Узнают адрес? Будут с финкой хату брать?

      Сандрик бросился искать ключи по всему полю и за ним, почти добрался назад к дому Инессы Альбертовны. Там он вспомнил, что ключи еще звенели в кармане, когда он выбегал из подъезда. Отчаявшись, Сандрик вернулся на прежнее место, сел на блок и расплакался, закрывшись руками и уткнувшись в колени. День прошел, почти полностью стемнело, а он не спешил возвращаться домой.

      – Что уселся тут и рыдаешь, сосунок?

      Грубый и бесцеремонный вброс в адрес Сандрика был вполне ожидаем. Дато называл сосунками всех, кто ниже ростом. В их дворе жил парень, года на два старше Дато, но заметно ниже: он тоже получил это прозвище. Только младшего брата, старшеклассника Нику, Дато и боялся.

      – Потерял кое-что, – неуверенно ответил злой и голодный Сандрик, вытирая грязными руками слезы.

      – Что?

      – Миллион долларов.

      – Прям миллион-миллион?

      – Да!

      – Ты сейчас сказал мне «иди в жопу»? – И Дато нарочито придвинул ухо к лицу Сандрика.

      Тот отпрянул – от Дато несло перегаром, и Сандрик решил не шутить с ним дальше.

      – Просто дай мне тут сидеть. Я тебя не трогал.

      Дато не отставал. Он запрыгнул на блочный выступ и присел рядом с Сандриком. Что, думал Сандрик тем временем, если связка попадет в руки Ники? Что, если ее давно нашел Дато? Он же, тупица, побежал, небось, сразу к брату, чтобы тот все порешал. Они вычислили, что квартира наша, и за бутылкой водки обсудили свой план.

      – И как выглядит твой миллион?

      – Зеленого цвета.

      – Странно. Я думал, он звенит. И совсем не зеленый…

      – Почему ты так сказал?! – Сандрик решительно повернулся всем телом к Дато.

      – А почему ты так занервничал? – полюбопытствовал тот.

      – Так, просто. – Сандрик с опаской покосился на Дато. – А что?…

      – Ничего, – Дато сорвал высокую тростинку и стал ломать ее на мелкие клочки. Движения его были нервными и неточными. – Знаешь, папа всегда любил Нику сильнее меня. «Мой Никуша» – так и называет его всегда. Даже когда брат попадает в серьезные передряги. А меня он никогда не зовет Датуной.

      – Так не судят о любви, – осторожно поддержал беседу Сандрик.

      – Но я же чувствую: вот не любит, и все. Говорит: ты – мой позор. Вот так: Никуша всех обокрал, а позор – я.

      – Не принимай близко к сердцу, – повторил Сандрик слова, которые мать часто говорила ему самому. Повторил