Дом из парафина. Анаит Сагоян

в прихожей, он огляделся: никого вокруг, все вещи на месте. Он бросил быстрый взгляд на дверь, и она была закрыта. Пакет с железным конструктором лежал нетронутый, прислоненный к двери. Рука все еще крепко сжимала нож. Голова страшно болела. Сандрик приподнялся и снова огляделся. Стараясь ступать медленно и бесшумно, он подкрался к двери и всмотрелся в глазок. Никого. Да и рассвело-то еще не до конца. В подъезде не было ни единого движения. Только неровный храп под самой дверью.

      Сердце снова заколотилось, но Сандрик решительно открыл дверь. На рваном коврике у двери лежал съежившийся сосед. Покраснев от злости, Сандрик ткнул его ногой. Тот не отзывался. Сандрик ткнул снова.

      – Вонища! – только и нашел что ответить сосед сквозь прерванный сон.

      – Убирайтесь на свой этаж и проспитесь!

      – Ты чего меня не впускала, идиотка?! – выпалил сосед.

      – Убирайся, слышишь, давай! – И Сандрик тщетно попытался оттащить мужика от двери. Руки дрожали. Сандрик повернулся, решительно зашел в ванную. Электричества все еще не было. Он схватил ковш, зачерпнул им из тазика, и в темной ванной снова засверкала Медведица. Как будто не было этой ночи, не было ожидания смерти – своей, чужой. Не было ничего.

      Сандрик вернулся в подъезд и не без омерзения окатил мужика водой из ковша, но сосед едва двинулся. Хотелось снова схватить нож и засадить его как можно глубже в эту огромную бесформенную тушу. Хотя страх уже давно отступил.

      Вовчик

      Глаза привыкают к темноте, если дать им время. Просто уткнись и жди: черная гуща станет медленно отступать, задвигаясь в углы, вползая в щели. По крайней мере, тебе кажется, что ты берешь над ней верх. А посмотри опять на свет: ты слепнешь, ты выцветаешь. Тлеешь от краев к самому центру. Ты теперь – темнота.

      Сандрик скатывался по перилам аварийной лестницы до первого этажа школы. Так проще: на ступенях могло укачать, и потом хоть блюй в пролет. А качало, как на лодке, даже от самого легкого шага. Это еще ладно. После шестибалльного землетрясения и не такое бывает. Вот девятиэтажка по соседству накренилась: Сандрик не ходил туда к однокласснику Вовчику с тех пор, как у того на Сандриковых глазах выпал из рук теннисный мячик и поскакал из кухни по длинному коридору, набирая скорость, а потом завернул в зал и там ткнулся в закрытую дверь спальни. Мать Вовчика отворила дверь изнутри, подумав, что кто-то стучит, а мячик коварно нырнул в прощелину, споткнулся на скорости о косую ножку тумбочки и вылетел в открытое окно.

      Это ладно еще. Родители Вовчика накануне закатили грандиозный ремонт, накупили мебели из-за границы, и всю эту роскошь дружно теперь кренило к открытому окну спальни. Крен переиначил все перпендикуляры внутри здания. А жизнь проходила по большей части внутри, по кухням, – такая себе местами креновая жизнь. Короче, бухать в этом доме было категорически нельзя – принял, встал из-за стола, и тебя моментально понесло к окну.

      Это ладно еще. Как-то раз Сандрик встретил Вовкиного отца в очереди в пекарню. Так тот, накренившийся,