Три женщины в городском пейзаже. Мария Метлицкая

тащилась в ее кабинет, ложилась на диван, мать укрывала ее одеялом, поправляла подушку и приносила горячий сладкий чай и какой-нибудь бутерброд. Потом она присаживалась на край дивана, гладила Лиду по голове, но тут же вскакивала:

      – Ну все, мне пора. А ты поспи, Лида. Иначе не выдержишь.

      За день до своего ухода отец взял Лиду за руку и, не открывая глаз, прошептал:

      – Лидка, Тася, ты помнишь? Не оставляй ее, очень тебя прошу!

      – Папа, папочка! Ну что ты? Ты же прекрасно знаешь, что Тася… – И Лида не могла сдержать слез.

      Он ушел, когда измученная бессонницей Лида уснула в кабинете матери. Уснула тут же, как провалилась. Проснулась от собственного крика – как будто кто-то толкнул в бок острой пикой. Лида увидела мать и тут же все поняла. Та кивнула. И в эту минуту Лида увидела, как она постарела – за каких-то пару месяцев статная, гордая и уверенная красавица превратилась в пожилую женщину – седые пряди в черных волосах, морщины вдоль рта, потухшие, усталые глаза, дрожащие руки. Закрыв лицо руками, мама заплакала.

      Выходит, любила?

      Вечером раздался звонок – Эллочка, жена Бориса, отцовского друга.

      После слез и соболезнований Элла осторожно спросила:

      – Лидуша, а как быть с Тасей? Ты же понимаешь, что она должна там быть.

      – Понимаю, – отозвалась Лида. – Это я понимаю, а все остальное – нет. Я не понимаю, как это сделать…

      – Делать ничего не надо, – ответила Элла. – Тася просто придет и… словом, Лида, я уверена, мадам ее не заметит. – И смутившись, тут же поправилась: – В смысле, Ольга. Да и мы, мы же все будем! А Тася с нами. Ольга ее не знает, а мы толпой, кучкой. Среди нас она и спрячется, мы ее прикроем.

      Эта «мадам» слух резанула – выходит, мать они не просто не любили, а не любили сильно.

      Все так и было: на кладбище Тася стояла в сбившейся кучке старинных друзей – съежившаяся, бледная, как полотняная простыня, постаревшая на двадцать лет. На голове черный платок, темные очки, в руках белая роза. Как Лиде хотелось к ней подойти! Обнять, прижать к себе, что-то сказать! Видела, как пошатнувшуюся Тасю обняла Аня, жена дяди Ильи. А Тамара и Иван взяли под руки.

      Мать держалась как скала – ни слезинки. Но Лида видела, что она страдает.

      У гроба, поправив красные гвоздики, мать прошептала:

      – Валя, прости. Я так перед тобой виновата.

      На отца Лида старалась не смотреть. Да и узнать его было сложно – в гробу лежал не ее любимый папка, а чужой, незнакомый, сморщенный и очень старый человек.

      В миг, когда опускали гроб, Лида услышала стон. Обернулась – Тася держалась за дерево. «Сейчас упадет», – испугалась Лида и отвернулась: нельзя, невозможно сейчас подойти к ней и поддержать. Потому что рядом стояла мама.

      Лида поехала к Тасе на следующий день – выпали длинные праздничные выходные, и находиться дома было немыслимо. С самого порога Лида принялась вымаливать прощение. Тася не поняла, изумилась:

      – Ты передо мной виновата? Виновата, что не подошла? Лидочка, о чем