Три женщины в городском пейзаже. Мария Метлицкая

и обескуражил. И еще была злость – сам виноват. И ребенка приплел. Эгоист.

      После смерти отца Лида часто думала: как мать, опытный врач, могла не заметить симптомов болезни? Пропустить, не обратить внимания на его мертвецкую бледность, резкое похудание, нарастающее бессилие?

      Потом поняла: мать на отца не смотрела. С работы возвращалась замученная, серая от усталости – какое уж тут внимание, какие семейные разговоры! Она просто не видела мужа и дочь и не интересовалась их проблемами. Ни одного вопроса! Нормально? Конечно же нет! Но все было именно так.

      Редкие воскресные семейные обеды всегда проходили в полнейшей, пугающей тишине, под стук приборов и приглушенный звук телевизора.

      – Оля, передай мне, пожалуйста, хлеб! Лидка, подкинь картошечки, а?

      – Лида, что у тебя с экзаменами? – хмурила брови мама. – Ты собираешься в зимний лагерь?

      Лида собиралась и в зимний, и в летний. Лагерь она ненавидела, как и все общественное, включая душ и туалет, столовую и построения, спортивные мероприятия и вечерние танцы. Все это вызывало тошноту и уныние. Ей хотелось одиночества, уединения.

      В августе мать уезжала в санатории – в Крым, в Прибалтику, в Подмосковье. Разумеется, в самые хорошие – Ольге Ивановне Вершининой в путевках не отказывали. Мать говорила, что ей нужно восстановиться. Все правильно, ритм ее жизни может вынести далеко не всякий.

      Отец, заядлый турист, уезжал на озера – Карелия, Алтай, Байкал.

      Говорил, что с друзьями-походниками. Потом Лида поняла, что с Тасей.

      Из отпуска родители возвращались веселые, отдохнувшие и загорелые.

      Мама шутила, рассказывая санаторские байки и смешные истории. Как-то раз попыталась рассказать услышанный анекдот – перепутала все, от начала и до конца, и, увидев лица Лиды и мужа, расстроилась и смутилась. Над ее пересказом смеялись больше, чем над самим анекдотом, и мама тогда очень обиделась…

      Отец тоже что-то рассказывал, и, кажется, мама смеялась…

      Лиде рассказать было нечего – утренняя зарядка, надоевшая до желудочных спазмов овсяная каша и мутный, остывший, невероятно сладкий чай. Дожди и холод: в палате всегда было сыро, и с влажных потолков капала вода. В хорошую погоду было повеселее – озеро, лес, ночные костры. В клуб на танцы Лида не ходила, оставалась в палате – валялась с книжкой. На танцах сплошной выпендреж, кривлянье и кокетство, а главное – интриги, интриги! Ревность и подростковые козни. Противно.

      Мать задавала один и тот же вопрос:

      – У тебя все нормально, Лидуша? Довольна отдыхом, надышалась, насладилась природой?

      Лида отвечала уклончиво:

      – Ну так… Только опять с погодой не повезло – почти все лето лили дожди.

      – Дожди? – удивлялась мать. – Странно, а я не заметила.

      Не заметила она, фыркала Лида, ну да, правильно! В Сочи дождей точно не было! И холодного грязного илистого пруда с жирными скользкими отвратительными пиявками. У мамы было теплое Черное море. И кислых, сводящих зубы яблок не было, а были румяные,