Беззвездное море. Эрин Моргенштерн

в стене.

      Это комната, сбивающая с толку. Так задумано.

      Будущего хранителя, когда его приводят сюда, просят присесть. (Большинство выбирает тот стул, что лицом к двери. Но те, кто выбирают стул к двери спиной, почти всегда выступают удачней.)

      Их оставляют одних, когда на несколько минут, а когда и на час. Потом кто-нибудь входит и садится на стул напротив.

      И тут они рассказывают свою историю.

      Рассказывать ее они могут как им угодно. Но нельзя выходить из комнаты и с собой приносить ничего нельзя. Ни реквизита, ни текста.

      Они не обязаны сидеть сиднем, хотя их единственный слушатель – обязан.

      Некоторые повествуют сидя, предоставляя голосу сделать всю работу. Но не возбраняется оживить представление, как придет в голову: излагай, хоть стоя на стуле, хоть расхаживая.

      Одна испытуемая, было дело, подошла к слушателю сзади, облокотилась на спинку его стула и всю историю прошептала ему в ухо.

      А еще один свою долгую и многосложную повесть всю целиком пропел, от сентиментального зачина через воющую боль и снова к тихой мелодии.

      А третья, используя стул свой как инструмент, по ходу действия погасила одну за другой все свечи и завершила свой ужасающий рассказ в темноте.

      Как только история закончена, слушатель удаляется.

      Испытуемый остается один, когда на несколько минут, а когда и на час.

      Потом приходит хранитель. Некоторых поблагодарит за труды и отпустит.

      А остальных попросит выбрать со стены ключ. Какой угодно.

      Ключи не подписаны. Выбор делается исходя из ощущений, подчиняясь инстинкту или следуя эстетическим предпочтениям.

      Ключ принят, и испытуемый возвращается на свой стул. Тут ему завязывают глаза.

      Ключ, который он выбрал, раскаляют в огне и прижимают к груди испытуемого. Шрам-отпечаток располагается примерно там, где был бы ключ, если его носить на цепочке вокруг шеи.

      В темноте хранитель видит себя самого внутри той комнаты, которую выбранный им ключ отмыкает. И по мере того, как притупляется острота боли, он начинает видеть все комнаты. Все двери. Все ключи. Все вещи, которые ему отныне хранить.

      Тех, кого делают хранителями, делают ими не потому, что они люди высокоорганизованные, понимают в механике, преданны или достойны больше других. Нет. Преданность – удел служителей. Достоинство – удел стражей. Хранители сильны присутствием духа и никогда его не теряют.

      Их делают хранителями, потому что они понимают, зачем мы здесь.

      Почему это важно.

      Потому что они понимают в историях.

      Они чувствуют жужжание пчел в своих венах.

      Но так было раньше.

      А теперь есть только один.

      Закери Эзра Роулинс, прежде чем забрать свое пальто из гардероба, трижды поглядывает на часы. Перечитывает записку. Терпение и Стойкость. Час ночи. Принесите цветок.

      На девяносто четыре процента он уверен, что Терпение и Стойкость – это имена львов на ступеньках Нью-Йоркской публичной