Какого лешего?!. Николай Шмигалёв

свежо. В воздухе, наполненном предрассветным, еле уловимым волшебством, растекался земляничный аромат. То тут, то там, слышались первые ещё робкие птичьи трели – просыпавшиеся пичуги с некоторой неловкостью нарушали чарующую тишину дремотной таежной глуши. Менее утонченные натуры, в простонародье – дятлы, деловито перелетали с дерева на дерево, наполняя лес дробными «барабанными» перестуками. В траве пыхтели ежи. Сорванцы бельчата чуть свет уже резвились на ветках. Упитанный барсук ворча протискивался в свою нору под поваленной сосной. Серая жаба, крупная и медлительная, степенно сидела на небольшом камне у ручья, выглядывала себе зазевавшийся завтрак. Дупловики и листотрясы – шебутная мелюзга, – чувствуя приближение лешего, выглядывали из своих крохотных пристанищ, и радушно махали ему. Бульгун в ответ приветливо улыбался.

      Звуки, запахи и открывающиеся виды, пьянили. Усыпанная шишками и листьями земля легко дышала полной грудью. Леший слышал её глубокое и ровное, не заметное для других дыхание, и все внутри его наполнялось такими же легкостью и спокойствием.

      Эх, если бы не новая забота, прямо сейчас бы бросился на укрытую хвоей матушку-землю, раскинул бы руки насколько можно далеко (а леший мог вытянуть руки ох как далеко!), прижал бы эти дремучие красоты к груди и держал бы крепко-крепко в своих объятиях до скончания времен. В такие минуты Бульгун становился сентиментальным до невозможности. Впрочем, на его месте любой, кто мог также тонко чувствовать красоту природы во всех её проявлениях, во всем многообразии, не мог бы остаться равнодушным к тому обыкновенному чуду, которое происходило вокруг прямо на глазах.

      Хотя лешему не составляло труда промчать через весь лес от озера до опушки за каких-то пару минут, продвигался он по чащобе не спеша. Всё хотелось заприметить, всё запомнить таким прекрасным. Вдруг так случится, что больше никогда он этой прелести не увидит.

      Но, как ни медленно он двигался по таёжным звериным тропкам, а все равно довольно быстро очутился у деревни. Порыскав по хлевам да овинам, Бульгун вскоре обнаружил того кого искал в свинарнике.

      Рюмашка, тот самый злыдень которого он однажды пожалел, промышлял в этой деревеньке, выжидая, когда кто-нибудь из работяг сорвется и уйдет штопором в запой. Тогда и он тут как тут. Нынче же была страда. Крестьяне работали не покладая рук. Не до гульбы им было. Поэтому Рюмашка изнывал от безделья.

      Увидев Бульгуна злыдень почти искренне обрадовался. Как же, самый известный нынче на все княжество леший к нему пожаловал и, похоже, не просто лясы поточить.

      – Здорово, Рюмашка!

      – Наше вам почтение, господин хороший!

      Поприветствовали они друг друга.

      – С чем пожаловали? – оценивающе прищурил глаз Рюмашка, как будто разговаривал с первым встречным. Ну что поделаешь, такой уж у злыдней был стиль общения.

      Бульгун усмехнулся. Он не понаслышке знал о своеобразных заскоках у злыдней, и в первую очередь благодаря редкому, но длительному общению с Рюмашкой. Поэтому леший не обращал внимания на вызывающее поведение злыдня, которое со стороны выглядело