Жизнь прекрасна, братец мой. Назым Хикмет

с японцами и даже не негры, а выходцы с Кавказа и из Средней Азии. Наверное, из-за внешнего вида и одежды. Они всегда ходят по городу прямо в своих национальных костюмах, с пистолетами и кинжалами. У среднеазиатов юноши красивее девушек. На сцене, над президиумом, портреты Маркса, Энгельса, Ленина и руководителей большевистской партии. Энгельс с Марксом – выше всех, их рамки тоже украшены цветами. Под аплодисменты мы выбрали почетными членами президиума приблизительно двадцать товарищей из числа лидеров мирового коммунистического движения.

      Петросян предоставил слово Ли. Молодой человек, огромный, как гора. Речь Ли то и дело прерывают аплодисментами; глядя на китайцев, с небольшими интервалами аплодируют даже те, кто не знает китайского, то есть большинство. Я вижу земной шар, обмотанный цепями. Огромный рабочий, больше земного шара, по меньшей мере, раза в три, опускает на цепи свой кузнечный молот. Я слышу грохочущий звон ржавых, тяжелых колец, которые, оторвавшись друг от друга, разлетаются по воздуху. Впереди я увидел Аннушку. Она сидит между индийским студентом и пожилым англичанином, работающим в Коминтерне. Речь Ли перевели на русский. Я верю всему, что говорит Ли. Я вижу Капитал. Это огромный паук со свиным рылом среди паутины, вытканной из дыма фабрик. Свои толстые пальцы, унизанные бриллиантовыми кольцами, он запустил в груду золотых монет перед собой. Аннушка обернулась, наши взгляды встретились. Она улыбнулась краешком своих полных губ. Уши у Аннушки выглядят моложе ее самой, будто хозяйке нет еще и четырнадцати. На сцене украинская девушка говорит что-то по-украински. Аннушка левой рукой взъерошила волосы на затылке. Я узнал имя украинской девушки: Лена. Фамилия – Юрченко. Шатенка Юрченко. Во время разговора у нее ямочки появляются на обеих щеках, а не как у Аннушки, у которой ямочка появляется только на правой щеке. Что-то в ней напоминает мне наших стамбульских девушек. Впервые вижу такие стройные ноги. Я понимаю, о чем говорит украинка. На стене кто-то вывел: «III Интернационал». Внизу на стене нарисован Капиталист, в страхе упал ничком, цилиндр слетел, животом по земле… Мы спели хором «Интернационал», каждый на своем языке, только слово «интернационал» каждый произносил одинаково, одновременно, и лишь китайцы – по-китайски.

      В фойе я спросил у Аннушки:

      – Ты останешься на концерт?

      – Нет. Я ухожу.

      – Можно, я провожу тебя до дома?

      Вечер был темным. Даже белизна снега не делала его светлее. На улице не холодно, мы идем по бульварам в сторону Москвы-реки. Аннушка сказала:

      – Моего отца убили у меня на глазах.

      – Его Колчак расстрелял, я слышал?

      – Постучались к нам в дверь. Мать открыла. Они вошли в комнату к отцу. Я тоже была там. Два офицера. Один из них, светловолосый, с огромными голубыми глазами, вытащил револьвер и выстрелил отцу в голову. Три раза…

      Я не стал спрашивать: «А что с вами сделали потом, как вы смогли добраться сюда из Сибири? Где твоя мать умерла от тифа?»

      – А я рисую, я – художник…

      – Я знаю. Я видела. У вас в комнате…

      – Ты была у нас в комнате?

      – Да.