А жизнь была совсем хорошая (сборник). Мария Метлицкая

и побежала к метро – надо успеть домой, вымыть голову, обновить маникюр, одеться понаряднее. И… в восемь у нее свидание! У Большого театра. У четвертой колонны. С самым прекрасным мужчиной на свете!

      А про сестру подумала: «Завидует! Сидит в своей золотой клетке, фингалы Виталькины дермаколом замазывает. И ждет своего борова волосатого. Фу! Вот я бы…. Ни за что и никогда!»

      Когда она подошла к Большому, он уже стоял у колонны и крутил в руке одинокую белую розу. Увидев ее, усмехнулся уголком красивого и упрямого рта и принялся рассматривать – бесстыдно и откровенно, так, что она сбилась с ноги и снова залилась бордовым румянцем.

      В тот первый вечер они долго сидели в кафе на Горького, пили коктейль «Шампань-коблер», вкусный до невозможности, ели мороженое и эклеры, и он, смеясь, признавался ей, что страшный сластена и за кусок торта готов на все – даже родину продать.

      Она испугалась, а он рассмеялся – шутка. Потом они бродили по городу, сидели на лавочках, снова шатались, и он рассказывал ей про чудесные страны и чудесную жизнь – там, за границей. Про Париж, например. Или Рим.

      Она удивлялась – как много он знает! И про музеи, и про магазины. И про архитектуру – дворцы и замки. Про иностранные машины, про марки (лейблы) заграничных тряпок. Про все, о чем раньше она и слыхом не слыхивала. Еще он говорил – с неподдельной тоской, – что жизни «здесь нет». Не только приличных машин и тряпок, а вообще – жизни. Что мы ничего не знаем про «огромные человеческие возможности». Про путешествия, яхты под белыми парусами, французское шампанское, фуа-гра, устрицы, хорошее белье, модные рубашки…

      – Ничего! – сокрушался он. – Живем как в диком лесу! Радуемся говну – джинсам по непомерным ценам, снятым с заезжего «форина», эластичным носкам, банке индийского кофе. Поездке к Черному морю – на заплеванный, полный бесноватого и нетрезвого народу пляж. Столовым с остывшими котлетами, штопаному белью в душной каморке. Радуемся. Потому что не знаем, как бывает по-другому. И в этом наше советское, гордое счастье. Никому не знакомое и не известное – да и слава богу! Врагу такого счастья не пожелаешь.

      Владик распалился, потом загрустил, а Маша, совершенно растерянная, не знала, как его успокоить и утешить – ей-то вся эта жизнь казалась, конечно, убогой, но все же не такой катастрофической. И не такой ужасной.

      Она постеснялась сказать кавалеру, что работает на камвольном, и что-то пролепетала про техникум связи – почему-то именно это пришло ей в голову. А он особенно и не углублялся. Сказал, что институт бросил, фарцует, не бедствует, но… Тошно ему от этой жизни. Тошно от всего. Страха, как ни странно, нет, но на нары не хочется. Словом, денег полно, а толку? Ну, еще пара шмоток. Новая тачка. Квартира получше. Кабаки подороже. Икры побольше, шампанского. А дальше? А дальше – ноль. Ничего. Ни поездок по свету, ни домика в горах, ни пустынного пляжа с белым песочком. Ни резвой, блестящей округлыми боками чужестранки-машинки.

      И тогда спрашивается – зачем? Зачем все эти риски, глумливые менты, скользкие иностранцы? Зачем бабки, зачем? Чтобы