Пушкин в Голутвине. Герой не своего романа. Глеб Андреевич Васильев

что я вру, чтобы оставаться самим собой?

      – Надеюсь, что только для этого. Иначе я бы в тебе разочаровалась. И это было бы плохо для меня. Потому что моя ложь в том, что я тобою очарована. Я бы стала агентом с проваленной легендой, а для таких только один путь, – Вика провела указательным пальцем поперек своего горла.

      – Ты врешь, что веришь в мою ложь, но говоришь мне, что я вру? – я понял, что запутался.

      – Да ты ведь не хуже меня знаешь, что существует только человек, а его личность – выдумка. Чистой воды фикция, – ответила Вика. – Чья-то личность – это фантазии только ее владельца, а бывают и коллективные вымыслы. Например, чтобы выдумать Ивана Грозного или Пушкина потребовались десятки поколений и миллионы людей. А тебя придумываем мы с тобой.

      – Это хорошо или плохо?

      – Зависит от того, как мы соврем – хорошо или плохо, – Вика поцеловала меня. – Я вот о тебе только хорошее вру, потому что люблю тебя.

      – Или любишь меня, потому что врешь обо мне складно? Точнее, врешь, что любишь.

      – Голубчик, ты же понимаешь, что ни мне, ни тебе не узнать, существуешь ли ты где-то кроме моей головы, – Вика воздохнула. – Но мы оба знаем, что в ней ты определенно существуешь. И раз уж голова по праву принадлежит мне, то в ней я могу делать с тобой все, что вздумается. А мне вздумалось тебя любить. Такая вот ложь.

      – Но все что ты говоришь по поводу меня в твоей голове справедливо и для тебя в моей, – возразил я.

      – Приятно это слышать, – улыбнулась Вика. – Значит, у нас полная гармония и взаимность.

      – Но если все это ложь, то правдой должна быть полная противоположность. То есть, в действительности мы ненавидим друг друга?

      – Глупенький. Противоположностью является то, что ты не живешь в моей голове, а я – в твоей. Потому что голов у нас нет, как нет и нас самих. И никто никого не выдумывает, потому что выдумывать некому.

      – И это правда? – я окончательно запутался.

      – Конечно, нет, – Вика рассмеялась. – Ведь я произнесла это вслух, а любое сказанное слово – ложь.

      – Меня зовут Степан Черепанов. Это тоже ложь?

      – Да. Ведь я зову тебя голубчиком, голубчик. На счет чего еще соврешь?

      – Ты совершенно удивительная, – я обнял Вику. Вдыхая аромат ее волос, я снова почувствовал себя счастливым.

      – Люблю, когда ты так врешь. Совру, но скажу, что мечтаю, чтобы так ты врал только мне и никому больше.

      – Скажи, а ты бы расстроилась, если бы я умер? – спросил я.

      – Я бы тогда тоже умерла, – серьезно ответила Вика. – Пусть и не вся целиком, но самая моя любимая я – та, которую я придумала для тебя, и которую ты придумывал вместе со мной.

      – Как ты думаешь, моя мама меня тоже выдумывает?

      – Еще бы. Кроме этого она с тобой больше и сделать-то ничего не может.

      – Тогда зачем она выдумывает, что я ее не люблю, что-то от нее скрываю? Почему ее выдуманный я сделан таким, чтобы ее огорчать?

      – Мне кажется, что она выдумывает сразу несколько вариантов