Дериват. Дмитрий Олегович Котенко

ни, в конце концов, внешняя не выдержали бы на протяжении столетий такой беспрерывный напор термоядерной реакции.

      – Вся оболочка, в итоге, прожарилась бы изнутри, и мы, сидя в своих агломерациях, ощутили бы на своей шкуре высвободившуюся опасную энергию, – закончил за Клема Клинтрек.

      – Верно. А так как пространственная модель, успешно скомпонованная Аполло-2, с точки зрения временной динамики, свидетельствует о статичности… неподвижности, если угодно, источника, у меня язык не повернется назвать это управляемым термоядерным синтезом. Тут лучше бы подошло слово…

      – Артефакт, – изящным завершением мысль геолога была беспрепятственно украшена Крео Спри.

      – Именно, – Клем укоризненно пригрозил указательным пальцем многоликому стальному шару, так беззащитно и доминантно охваченному окружением дотошных хомо сапиенс.

      – Прекрасно, – прежнее ворчание проснулось в Клинтреке, – но я что-то не помню, чтобы мы включили в состав специалиста по ядерной физике. Наша задача была просто найти и доложить о потенциальном открытии руководству, а оно потом пусть само решает, что…

      – Поподробнее, пожалуйста, мистер Клем, – начальнические задатки сквозили в требованиях девушки-чиновницы.

      – Представьте себе термостойкий обелиск, выдерживающий энергию своих внутренних процессов, так же, как и кожа, сосуды человека всю жидкость или желудок соляную кислоту, – Гек смотрел точно в глаза Ханаомэ Кид, – эта термостойкость естественна. То, что мы, возможно, видим перед собой это – не управляемый извне, а самоуправляемый термоядерный синтез. Как будто в защищенной множеством стальных контуров клетке, где осуществлялась термоядерная реакция или синтез… пес его знает – не важно! Как будто там, в этом непроницаемом заточении, управляемый неизвестной группой людей термоядерный синтез породил нечто, получившее способность самовоспроизводить в себе точно такой же термоядерный синтез – уравновешенный, безопасный, стабильный.

      – Но это все догадки, верно? – уточнила Ханаомэ Кид. – Прошу прощения за грубость, но, мистер Клем, я договаривалась о вашем участии, именно, геолога, а не ядерщика. Вы готовы пойти на риск… нет, вернее – Вы готовы помочь мне с моей убежденностью в аномальности этого, как вы сказали, артефакта и подкрепить апостериорной научной строгостью рационального суждения априорную женскую категоричность, интуитивно порожденную инстинктами?

      – Вот это ты завернула, Кид, – коллега по комиссии всегда сдавался перед бессознательным со стороны Бэи очарованием ее местами нелепого, но увесистого тезауруса.

      – Я могу судить лишь по маленькой панораме, нарисованной лазерами проекторов, – стал оправдываться в собственной честности юный геолог. – И, да, моя специальность – не физика управления ядерными процессами, но, тем не менее, я с ней не понаслышке знаком. Нужно идти внутрь, чтобы убедиться в моих заключениях, выведенных на клочке жалкой голограммы. Не в обиду Аполло!

      – Тогда