Ледяной ксилофон. Проза XXI века. Марина Зайцева

державшийся конец верёвки выскользнул из руки Леры.

      Освобождённая мамаша радостно потрусила к своему жеребёнку, который тут же ткнулся мордочкой ей под брюхо, ища тёплый сосок с молоком.

      Оглянувшись на остатки сруба, девчонка с опаской отползла от него. Колодец хотя был и заброшенный, но в нём на большой глубине маслянистой чернотой таинственно мерцала вода.

      Подбежавшая к ней со своим запоздалым предостережением, тётя Валя увидела, что попытка Леры прокатиться на лошади закончилась, к счастью, благополучно, она хоть и с облегчением, но всё равно сердито закричала:

      – Черти тебя везде носят, неугомонная! Ты хоть знаешь, что это самая злая кобыла на конюшне, – да ещё и с новорождённым жеребёнком? – На что несостоявшаяся наездница, едва осознав, какой смертельной опасности избежала, опустив голову, в ответ пристыжено молчала… Ведь только благодаря доярке тёте Вале Леру не убила лошадь. Она не свалилась в колодец и не утонула в нём. Ей снова повезло. В восьмой раз. И не чудо ли это…

      Второгодница

      Машу привезли в школу-интернат накануне весенних каникул. И она проучилась в пятом классе всего две последние недели третьей и полностью последнюю четверть. По многим предметам у неё были, в основном, четвёрки, и даже одна пятёрка – по литературе. Но в табель затесались два загадочных пробела, по двум неаттестованным предметам, которые могли просто символизировать двойки – по немецкому языку и математике. Ей даже двоек не поставили – не за что было. Вообще против её фамилии в классном журнале по этим предметам не стояло ни одной оценки! Ни по устным, ни по письменным, ни по контрольным работам. «В виду педагогической запущенности и нерегулярного посещения школы» – так гласила школьная характеристика из прежней школы.

      Имея от природы хорошую память и живое, образное мышление, естественные и гуманитарные предметы она схватывала, что называется, с лету, прочитывала и легко запоминала. И легко сдавала задним числом все темы, которые часто пропускала, отнюдь, не по уважительным причинам. Но лишённая математического склада ума, она совсем не могла самостоятельно освоить предметы, требовавшие систематической отдачи и подготовки на уроках. Такой же системной отдачи требовал и иностранный язык.

      За одну последнюю четверть она так и не смогла освоить то, что было пропущено и запущено за весь год и исправить две двойки. И её оставили «на осень». То есть, она должна была заниматься в течение лета с учителями немецким и математикой, а в августе пересдать эти предметы. В случае получения положительной оценки она переводится в следующий класс. Нет, – остаётся на второй год. Таков был незыблемый, десятилетиями установленный порядок.

      Надо сказать, что Машка в душе была самолюбива и потому уязвлена и подавлена самим фактом оставления её «на осень». Но поскольку протест против этого был бы в её случае бессмыслен, она впала в молчаливую тоскливую